Парадоксы Аджимушкайской трагедии

1. Парадоксы, предшествующие трагедии

Осенью 1941 г. во время первой оккупации Керчи, в Малых аджимушкайских каменоломнях была подготовлена база и оставлен небольшой партизанский отряд им. В.И. Ленина. И хотя база комплектовалась из расчета, что отряду придется вести борьбу несколько месяцев, а оккупация продлилась чуть больше месяца, но активные действия были крайне ограничены сложными условиями каменоломен. Анализ действий и жизни отряда был мало утешителен: даже для небольшого по численности отряда, базирующегося в “скалах”, осложнены варианты передвижений и активных действий. Возможность заблокировать отряд и не выпускать из района каменоломен - очень велика... Идея специально готовить и оставлять партизанские отряды в подземных выработках - мало эффективна...

Будучи в феврале 1942 г. по заданию “Красной Звезды” в Керчи, Константин Симонов впервые (!) за всю свою журналистскую практику не привез ни одного нужного по теме материала. Редактору газеты “Красная Звезда” и своему другу Д.Ортенбергу позже он признавался, что “эта поездка была моральным испытанием”, и чувствует, что на Крымском фронте надвигается трагедия...

Если признать, что “предчувствия” Константина Симонова основывалось вовсе не на эмоциях, а на фактах увиденного и услышанного, то наверняка не последнюю роль в этом сыграли и Приказы командования Крымфронта и то, к чему они вели... С зимы 1942 г. командование (в первую очередь представитель Ставки армейский комиссар 1-го ранга Л.З. Мехлис) запрещало солдатам рыть окопы полного профиля, строить эшелонированную оборону и выбрасывать осколочные “рубашки” к ручным гранатам, применяемые для увеличения поражающего пространства. Основанием явилась идеологическая мысль, чтобы не подрывать наступательный дух армии. “Свалки” таких осколочных “рубашек” к гранатам РГД-33 обнаружили поисковые отряды в каменоломнях на Ак-Монайском перешейке, в районах, где с января по май 1942 года проходила линия обороны армий Крымского фронта.

2. Действительность и парадоксы обороны

У входа в бухту, по берегам которой расположен город Керчь, смотрят в сторону Черного моря амбразуры старой крепости. Крепость “Ак-Бурун”, построенная пару столетий назад и занимающая стратегически выгодное место на керченском полуострове, представляла и представляет из себя, фортификационное сооружение два-три уровня помещений которой были укрыты под землей. На май 1942 года в крепости располагался гарнизон численностью более двух тысяч человек. На территории находились склады артиллерийских снарядов, торпед, глубинных бомб, различных калибров и наименований, а также склады снаряжения и продуктов питания. Некоторые из складов были укомплектованы еще со времен Первой Мировой войны. Гарнизон имел наземную и противовоздушную артиллерию.

В двадцатых числах мая, после того как уже была оккупирована Керчь, получив приказ командования на отступление, крепость была организовано, оставлена гарнизоном за исключением группы прикрытия.

В этих же самых числах Особый отряд полковника Ягунова П.М., только что сформированный по приказу командующего Крымфронтом генерал-лейтенанта Козлова Д.Т. для прикрытия переправ и эвакуации частей и подразделений фронта, продолжал держать оборону в районе поселка Аджимушкай.  Но  “особый приказ” - оставить позиции не был передан полковнику Ягунову ни через неделю, ни через месяц. Выполняя последний приказ “Держаться...”, бойцы и командиры, оказавшиеся в окружении у поселка Аджимушкай были вынуждены спуститься в безжизненную пустоту каменоломен и создать из них боевую крепость, неприступную для врага на шесть (!) долгих месяцев...

Командование Крымфронта (командующий генерал-лейтенант Козлов Д.Т., представитель Ставки Верховного главнокомандования, армейский комиссар 1-го ранга Мехлис Л.З., член Военного Совета, дивизионный комиссар Шаманин Ф.А., начальник штаба, генерал-майор Вечный П.П.) бежало за пролив раньше своих войск, забыв дать Особому отряду прикрытия приказ на отступление. Но уже 20-го мая за проливом (и даже после войны) командование заявляло, что “все войска и техника выведены с Керченского полуострова...”.

Командующий же Закавказским фронтом маршал Буденный С.М. (критиковавшийся в последние годы военными историками как неумелый и недальновидный командир) оказался одним из немногих крупных военачальников Великой Отечественной войны, кто пытался оказать помощь и облегчить участь нашим частям, оставшимся в окружении под Керчью в мае 1942 года. По его приказам в течение нескольких месяцев в р-он Аджимушкая направлялись самолеты с питанием, боеприпасами и разведгруппы для связи с подземным гарнизоном.

О непредвиденных сложностях, ожидавших гитлеровские войска, даже после захвата Керченского полуострова, позже будут писать немецкие историки и очевидцы тех событий. Из книги Ф.Пико “Загубленная пехота” (Франкфурт-на-Майне, 1957 г.): “... Очищение города продолжалось более длительное время, т.к. значительные подразделения русских, превратившись в горняков, ушли под землю и превратили подземный лабиринт в гнезда сопротивления, откуда непрерывно и неожиданно атаковали...”

Взрывали каменоломни над нами несколько месяцев, - вспоминает участник обороны из Донецка Немцов Н.Д. - Вначале рвали выходы из каменоломен, пытаясь живьем замуровать в подземельях. Позже по всей площади каменоломен... Каждый взрыв, обвал - братская могила”.

При подрывах каменоломен гитлеровцы использовали в основном советские (!) авиабомбы, которые были брошены на аэродромах Крымфронта под Керчью... Аджимушкайские каменоломни стали для гитлеровцев хорошим полигоном испытания и использования химического оружия и отравляющих веществ. Не случайно сюда был вызван 88-й саперный батальон гитлеровцев, а на станции Владиславовка стояли вагоны с химическими снарядами и гранатами. Одну из неиспользованных газодымных шашек немецкого производства, обнаруженную поисковиками из г. Ростова в 1986 г., даже в Академии химзащиты (г.Москва) не смогли идентифицировать, поскольку эта маркировка не проходит по каталогам Рейха (возможно экспериментальная партия). Но командование Красной Армии ни в сорок втором, ни в сорок третьем годах не выступало с заявлениями перед мировой общественностью о применении гитлеровцами химического и газового оружия на Крымфронте, запрещенных международной конвенцией, поскольку... официально нашей стороной было заявлено, что советских регулярных войск в мае 1942 года под Керчью в окружении не было. А значит, и заявлять протест не было повода!..

Логика действий преступника не всегда понятна. Пока нет точной и полной информации, события и действия становятся загадкой. Вот одна из них... Наиболее сильные разрушения каменоломен были произведены гитлеровцами не в Центральных каменоломнях, где располагалось около 10 тысяч защитников, а в северной и северо-восточной части Малых каменоломен, где по имеющимся данным было всего около 3 тысяч солдат и командиров (!?). Предполагаем, что гитлеровцы не случайно столь усиленно взрывали эту часть этих каменоломен. Видимо в первый период обороны (до конца мая начала июня 1942 г.), в этом районе оказывала ожесточенное сопротивление группа под командованием полковника С.А. Ермакова. В группу полковника Ермакова С.А. входили бойцы и командиры 291-го горно-стрелкового полка 63-й горно-стрелковой дивизии, кавалеристы 72-й и 40-й кд и моряки. Большинство из них так и осталось под многометровыми завалами каменоломен. Точных и подробных данных об этой группе и о сложностях взаимоотношений с группой ст. л-та Поважного М.Г. - нет... Нет и имен большинства, оставшихся под обвалами северной и северо-восточной частей Малых каменоломен... 

3. И главный парадокс... 

Очевидным был и остается факт -  условия в каменоломнях не для жизни: температура в самые жаркие дни не поднимается выше +6 - +8 градусов Цельсия, влажность до 80%, постоянные сквозняки, у выходов известняковая пыль... Даже крысы устраивают гнезда на поверхности, а подземелье совершают только вылазки; собаки и кошки боятся аджимушкайских выработок на уровне физиологии. В ходе зимней экспедиции 1985 г. ростовская группа проводила психологический эксперимент - жила под землей и вела поиски 10 дней на полном автономном режиме, без выхода на поверхность... По завершению работ, у всех участников были воспаленные глаза, слезившиеся на поверхности - 3 дня. После экспедиции поисковики вынуждены были провести в гостинице с закрытыми окнами несколько дней, чтобы постепенно снять напряжение глаз и адаптировать их к свету...

Несмотря  на всю невозможность длительной жизни под землей, командиры гарнизонов полковник Ягунов П.М., подполковник Бурмин Г.М., полковник Ермаков С.А. и старший лейтенант Поважный М.Г. смогли не только наладить жизнь и быт тысяч людей, но и организовать круговую, активную оборону подземной советской территории ! Они смогли превратить безжизненные каменоломни в крепость на 170 суток.

В укор всем предавших их и на страх врагу, вычеркнутые из списков живых, раздавленные взрывами и отравленные газами солдаты и командиры Крымфронта даже в таких условиях выполняли свой долг!..

Начало июля, когда пал Севастополь, лишило защитников Аджимушкая последней надежды на скорое наступление. Стала нереальной надежда на скорое освобождение!.. Умирала вера (все это время цементирующая дисциплину и дававшая силы людям) в то, что при наступлении Красной Армии защитники ударят врага с тыла и ускорят прорыв!..

А через несколько дней еще одно испытание Духа и Воли солдатам и командирам подземной крепости уготовила судьба  трагически погиб командир гарнизона полковник Ягунов П.М., подорвавшийся в штабе на мине-ловушке!... Психологи считают, что в подобных условиях опускаются руки и сдают нервы у самых сильных...

Новый командир гарнизона подполковник Бурмин Г.М.,  который до этого возглавлял 2-й батальон, прорвавшийся в конце мая из подвалов завода им. Войкова, смог не только поднять дисциплину защитников, но активизировать боевые действия против гитлеровцев. Несколько раз поселок Аджимушкай захватывался солдатами подземелий, и гитлеровцы были  вынуждены   вызывать подкрепление и артогонь тяжелой артиллерии с горы Митридат! Действие гарнизона заставили немецкое командование до конца октября 1942 г. (!) держать вокруг каменоломен несколько полков, столь необходимых на фронте...

И хотя все оставшиеся в живых защитники Центральных аджимушкайских каменоломен утверждали, что полковник Ягунов П.М. был единственным человеком, похороненным в каменоломнях в гробу, и его единственного хоронили после взрыва в штабе. Тем не менее, когда в 1988 году, при расчистке выработок, наконец был найден гроб с останками командира, рядом лежали останки еще одного офицера!?.

Незадолго до обнаружения останков полковника Ягунова П.М., в Керченском историко-археологическом музее в отделе Аджимушкайской обороны появился мужчина преклонных лет с орденскими планками, представился участником обороны Рыкуновым Дмитрием Сергеевичем из Одесской области и оставил короткие воспоминания, которые по ходу разговора бегло записала сотрудник музея. В воспоминаниях он единственный (!), кто сказал, что полковник Ягунов П.М. был похоронен вместе с майором Лозинским, останки которого положили рядом с гробом командира. Ни до этого, ни после, никакой информации о майоре Лозинском получить ни поисковики-исследователи, ни сотрудники заповедника не смогли!?.. Разыскать ветерана Рыкунова Д.С. ни по адресу, который он оставил, ни через адресное бюро, ни через Центральный архив до сих пор не удалось...

Центральная каменоломня не спешат раскрывать свои тайны. Некоторые из них и   сейчас не разгаданы...

В восточной части Центральных каменоломен давно известно обширное место, пол которого устилает метровый (!) слой сгоревших гильз и пуль советского довоенного образца и рядом сгоревший склад артиллерийских снарядов. Ростовская поисковая группа, исследовавшая вместе с саперами эти места, обезвредили лишь в 1989 году в общей сложности тринадцать тысяч (!) снарядов.  “Самый крупный склад боеприпасов на Крымском полуострове со времен войны”, - как писала тогда “Вечерняя Одесса”. Там же были найдены  вперемежку со снарядами и сгоревшими гильзами останки нескольких человек, остовы четырех винтовок и солдатский котелок с надписью: “Соленый Виктор Петрович. Август 1942 г.”. Эта находка подтверждает предположение, что это склады

Крымфронта, которые видимо и использовались защитниками Аджимушкая мая-октября сорок второго. Но... никто из оставшихся после войны участников обороны каменоломен ни разу не вспоминал о пожаре или взрывах складов?! ... История этих подземных складов, также как  и причины и времени их пожара, остаются одной из загадок -  “белым пятном” для исследователей обороны...
 4. Есть ли  парадоксы в послевоенных  исследованиях?..
 Не зная своего прошлого, можешь не иметь и будущего - таков смысл известной мудрости. Поэтому, пятнадцать лет поисковой работы заставили меня искать ответ на вопрос: когда и по какой теме Великой Отечественной войны были начаты самые первые поисковые работы-исследования? Нет, не расследования и разбирательства “компетентных органов” и не пропагандистские кампании журналистов по заказу государства. А сбор информации, документов и непредвзятая оценка событий сторонних людей, которых “ранила” трагедия темы даже при беглом знакомстве с ней ... За эти годы я ознакомился с историей изучения обороны Брестской крепости и гибели 2-й Ударной Армии, обороны Смоленска и Вяземского окружения, бесславно оставленного наиболее подготовленного за годы войны Ростовского укрепрайона и поисков останков капитана “Гастело”…

И на сегодняшний день есть серьезные основания считать, что первой трагической страничкой войны, давшей первый исследовательский опыт фронтовой Истории, а впоследствии ставший началом всему поисковому движению бывшего Советского Союза, был все же Аджимушкай. Здесь, в ноябре 1943 года вместе с десантниками вдохнул горький воздух во время непродолжительных исследований каменоломен Илья Сельвинский, после чего родилось стихотворение “Аджимушкай”. А в январе 1944 года

командование 414-й стрелковой дивизии, части которой занимали линию фронта в Аджимушкае и укрывались в каменоломнях, было вынуждено назначить специальную комиссию, чтобы хоть как-то приоткрыть тайну трагедии, невольными свидетелями которой стали бойцы и командиры этой дивизии. Работу той комиссии можно считать “первой поисковой экспедицией”, обнаружившей и отметившей в своем Акте обследования не только следы событий мая-октября сорок второго, но и документы, найденные тогда в подземельях. Даже те, которые позже были изъяты “корректорами” военной цензуры и уничтожены. К примеру, подлинник дневника Серикова-Трофименко и те документы, содержание которых мы уже никогда не узнаем...

О том первом письме 1958 г., привлекшем внимание одного из наиболее известных первых исследователей-поисковиков крупных С.С. Смирнова к теме Аджимушкая, можно прочитать в книгах самого исследователя. Менее известен тот  факт, что хотя через несколько лет Сергей Сергеевич признавал, что “история Аджимушкая - это вторая Брестская крепость, только большая по масштабам и по продолжительности”, тем не менее, эту тему, как и тему 2-й Ударной Армии, он почему-то (?) срочно был вынужден оставить... В его работах она так и осталась лишь в “пробных вариантах...”.

Юродиевая судьба... В течение почти двадцати лет после войны в официальной истории тема обороны Аджимушкая считалась позорной и закрытой...

Большинство оставшихся в живых участников обороны прошли через советские фильтрационные лагеря, лагеря для заключенных и многочисленные проверки ... Многие по этой причине до последних своих дней старались не вспоминать об участии в Керченских событиях мая-октября 1942 г. или давали поверхностную информацию...

Еще осенью 1960 г. в Керчь приехал молодой неизвестный художник Н.Я.Бут. В один из пасмурных дней он попал в поселок Аджимушкай, спустился в каменоломни и ... “Я был подавлен, разбит, опустился на камни и просидел несколько часов, - в восемьдесят пятом году рассказывал Николай Яковлевич автору этих строк. Последующие две недели до отъезда я каждый день приходил в Аджимушкай. Родилась масса задумок вперед на десять лет... Сейчас я могу сказать, что я сделала лишь малую толику по теме...”. Все последующее творчество Н.Я.Бута будет отмечено болью Аджимушкая...

3а 1986-1989 годы в ходе поисковых экспедиций журнала “Вокруг света” ростовской группой были обнаружены несколько различных газодымных шашек и систем балонов, использовавшихся гитлеровцами против защитников подземного гарнизона и мирных жителей, находившихся в каменоломнях. Эксперты Министерства внутренних дел провели изучение химического состава и дали заключение. В одном из заключений была такая строка: “Состав химических веществ, используемых в газодымной шашке в каталогах германских войск, имеющихся в распоряжении МВД СССР и Министерства обороны СССР не отмечен... Возможно опытный образец”... Это словосочетание “опытный образец” нас натолкнуло на одну мысль, что все, кто прошел ад

Аджимушкая были своего рода “Опытными образцами” применения  химического оружия. Но даже из них был только один человек - специалист по военной химии, полковник Верушкин Ф.А., закончивший в 1940 году Академию химической защиты, а в сорок втором испытавший газы на себе и видевший их результат. Судьба же самого полковника Верушкина Ф.А. и по сегодняшний день до конца не известна.

Взвесив всю имеющуюся у нас информацию и посовещавшись с директором музея, мы решили предложить руководству Академии химической защиты открыть в своем музее раздел, посвященный Аджимушкайской обороне, их выпускнику, полковнику Верушкину Ф.А. и передать им на хранение редчайшие образцы химического оружия.

Каково же было мое удивление, когда, ознакомив в Москве руководство Академии с информацией, Актами экспертизы, фотокопиями образцов, мы услышали: “Спасибо, для нас это неинтересно...” (!)

В 1986 году, в состав экспедиции из Ростовской области был включен поисковик из Одессы Сергей Коновалов. Разрабатывать продолжали один из обширных завалов в восточном районе Центральных каменоломен - завал “Четырех курсантов” или “Гробовой”. Этот район ростовчане уже обследовали третий год, и каждый раз он давал интересные находки, о чем частично говорят и его названия. Старшим группы здесь был Алик Абдулгамидов - комиссар экспедиции. Но в этот год группа отработала две недели, а находок практически не было - шла расчистка взорванного грунта. Коновалов работал неистово, даже на опасных участках. Его словно что-то толкало. Когда возникала возможность обвала, делали деревянный крепеж. За день до окончания экспедиции, хотя вышли на побеленную кладку и рельсы, которыми когда-то крепился потолок, что давало “пищу” для смелых предложений, были вынуждены “законсервировать” завал и проходку до следующего года. Но в 1987 году Алика, “консервировавшего” раскоп и знавшего особенности крепления не было. Опоздал в экспедицию и Сергей Коновалов. Узнав, что экспедиция прошла без него, он не смог долго усидеть в Одессе, приехал в Керчь вдвоем с товарищем в ноябре месяце. И хотя существует негласный закон - вне экспедиций не работать и в одиночку не вскрывать “законсервированные” экспедицией места, но что-то его все же толкало и подгоняло ... На третий день они обнаружили сейф с бумагами (!) - металлический ящик с документами штаба 2-го батальона подземного гарнизона. Со времен войны это была первая и единственная такая находка!.. И опять Сергей делает грубейшее нарушение правил поисковика и очередной нелогичный поступок  он не информирует музей и увозит документы в Одессу...

Если в то время мы не придавали значения некоторым совпадениям  и параллелям, то по прошествии лет, мы, кто знал и участвовал в той истории, все больше удивляемся...

Оказавшись уже в Одессе с сырыми, рассыпающимися бумагами из сейфа, Сергей Коновалов действительно испугался. Испугался ни милиции, которую уже планировалось привлечь, чтобы вернуть документы музею, ни мнения нас - поисковиков, хотя он знал, что если документы погибнут, ему не простят те, кто по десять-пятнадцать лет пробиваются под завалы Аджимушкая, чтобы найти хотя бы один документ.

Он испугался, что не удастся расслоить и закрепить хрупкие листы спрессованной бумаги, и документы будут безвозвратно потеряны!.. Это его подтолкнуло к поиску того и тех, кому можно было бы отдать документы на изучение. И так Сергей вышел на тогда еще майора милиции Виктора Михайловича Соколова, знакомого и с историей Аджимушкая, и с экспедициями в каменоломнях через одесскую группу “Поиск” Константина Пронина.

После месяца сложнейшей и утомительной работы Виктор Михайлович Соколов смог расслоить, закрепить и прочитать 106(!) документов штаба 2-го батальона за период июль-август 1942 года. Сто шесть документов: протоколы партийных собраний, Акты выписки раненых из подземного госпиталя, Акты на погибших и умерших и даже представления к очередным воинским званиям и правительственным наградам (и это через три месяца (!) после начала подземной эпопеи!)... Но главное все же не это (сейчас так считают и в Керчи, и в Ростове, и в Одессе, и в Москве все, кто посвятил годы исследованию Аджимушкая).

Несмотря (или благодаря) всем неправильным и необъяснимым поступкам Сергея Коновалова, документы попали в руки, пожалуй, единственного человека во всем тогда Союзе, который мог и имел желание сделать даже невозможное, чтобы спасти все, что было можно из тех документов!.. Это счастливое стечение обстоятельств или Судьба.

А Сергей Коновалов?.. “Анархист”, как мы его называли, до предела увлеченный и преданный раскопщик, простой и бесхитростный “бессеребрянник” погиб в 1990 году, подорвавшись в Одессе на противотанковой мине...

Что давало силы заниматься поиском, когда его бросила жена, когда вынужден был уволиться с работы? Что его зажигало и толкало во время работ - это нам до сих пор не понятно...

Сейчас вспоминаю, как однажды, под большим секретом мне показали  машинописный вариант книги об Аджимушкае одного из первых исследователей каменоломен, керчанина, журналиста, того, кто еще мальчишкой бегал в послевоенные годы по мертвым выработкам подземелий - В.В.Биршерта. За несколько часов, которые были в моем распоряжении я бегло ознакомился с содержанием. Надо сказать и на тот момент  и сейчас эта книга одна из немногих более объективных и интересных рассказов о трагедии под Керчью. В нее включены документы не только малоизвестные читателю, но и неизвестные даже исследователям - из личных архивов автора. Эта книга написана более пятнадцати лет назад. Ее неоднократно запрещали печатать, а Бершерту В.В. рекомендовали ее даже уничтожить... Но это было в то - цензурное время. Сейчас книга... также не издана... Неужели и сейчас живы  еще те, кому мешает правдивая информация по разгрому Крымфронта ?! ...

Так и бывает. После ухода первого директора отдела Аджимушкайской обороны на пенсию, бессменно проработавшего на этом посту почти двадцать лет (!), участника Великой Отечественной войны, подполковника авиации в отставке Щербака Сергея Михайловича, практически каждый год менялись директора. И время было сложное  перестроечное да пересменочное и главное, что работа  сложная, напряженная, неоднозначная, требующая не только знания и интереса, но и душу. Поэтому, когда пришел новый заведующий отделом  молодой, далекий от военной тематики, отработавший много лет в отделе античной истории, немногословный скептик, руководители поисковых экспедиций “Аджимушкай” из Ростова-на-Дону и из Одессы, каждый год приезжающие проводить экспедиции в каменоломнях Керчи, были уверены, что и этот не надолго. Но Владимир Владимирович Симонов сделал то, чего и сам от себя, наверное, не ожидал - он остался и так глубоко “окунулся” в эту сложную тему, что уже через два года стал специалистом по обороне Аджимушкая 1942 года. А сейчас он еще является тем человеком и той “нитью”, которая даже в наше неправильное и безденежное время находит пути объединять силы и на Украине, и в России тех немногих, для кого Аджимушкай 1942 года не история, а пример Жизни, человеческой воли, долга и чести...

Ирония судьбы. За годы поисковых экспедиций в Аджимушкай приезжало много отрядов энтузиастов: из Липецка, Симферополя, Миасса, Одессы, Саранска, Астрахани, Ростова-на-Дону, ... , но только два отряда приезжают постоянно. Да и чему удивляться - находок бывает очень мало, а чтобы до них добраться, надо перекинуть тонны камня и десятки кубометров грунта, постоянная сырость, сквозняки и “давление” “каменного мешка”. Так или иначе, но последние годы постоянно работают группы “трех Владимиров” - сотрудники музея Аджимушкайской обороны (заведующий отделом

Владимир Симонов), двадцать лет приезжает с отрядом из города Одессы Владимир Васильев и пятнадцать лет ведет поиск с отрядом из Ростовской области Владимир Щербанов.

Еще лет десять назад работать было гораздо легче - была поддержка, была кое-какая и помощь от государства и музея... Сейчас музей не в состоянии оказывать помощь экспедициям, порой бывает наоборот. Снизился интерес к раскопкам и у наших сограждан, а как иначе - если каждый день надо думать о хлебе насущном... Но, тем не менее, ежегодно первого августа сводная экспедиция “Аджимушкай” под руководством “трех  Владимиров” и Виктора Михайловича Соколова из Одессы уходит в подземный поиск! Не спрашивайте, что их заставляет это делать, не пытайтесь получить ответ... Да и ответить почти невозможно. Их просто не отпускает Аджимушкай...

Я не склонен к оккультизму и мистике, но есть моменты в жизни, где наука и логика бессильны... За годы работы в каменоломнях Аджимушкая приходилось со многими повстречаться, многое увидеть и со многим столкнуться. В районах каменоломен, удаленных от выходов, или тихими ночами над каменоломнями, я иногда ощущал неприятное чувство... постороннее присутствие. В отдельных местах это беспокойное чувство приобретает более конкретные формы - ощущение пристального испытывающего взгляда, взгляда спокойных влажных глаз... Естественно, что такими ощущениями человек не склонен делиться, поскольку все это не слишком реально и не слишком нормально. Не рассказывал об этом и я, пока в начале один из моих коллег, отработавший более пяти лет в Аджимушкае, а затем другой, как бы случайно не спросили: “Кириллович, а как ты думаешь, взгляд со стороны неприятно на себе ощущать?.. Прямо мистика...”.

Об этом пристальных глазах в каменоломнях я уже слышал человек от двадцати. Неприятное ощущение. Вот только мистика ли это или массовая паранойя, или ...

---

Одна на всех пришла Победа

Еще несколько лет назад из наших земляков-ростовчан, павших на Керченском полуострове или сражавшихся в этих местах, мы знали лишь одного человека  Александра Васильевича Белова. С ним не однажды виделись в Керчи на встречах аджимушкайцев, приезжали в Новочеркасск в его небольшую, уютную квартиру, о многом беседовали, но всегда  разговор, так или иначе, касался сорок второго подземного гарнизона. Еще в 60-е годы, работая учителем в средней школе, Александр Васильевич   организовал новочеркасским школьникам поездку, привез в Керчь и повел по каменоломням. Именно здесь лейтенант А. В. Белов, командуя взводом 339-й. стрелковой дивизии 51-й армии, продолжал  свой фронтовой путь после Миуса, здесь в составе подземного гарнизона участвовал в сопротивлении, здесь был взят в плен...

А вот фамилии других ростовчан, породненных с Керчью войной и кровью, мы не знали. И нет-нет, а приходилось слышать недоуменный вопрос  почему мы занимаемся Керчью. Слышали и призывы - браться за более близкие для своего города темы войны.

Возможно, сейчас, читая этот материал, кто-то скажет: «Так это и разумно, целесообразно, патриотично. Каждый пусть занимается поисками у себя, а не выезжает Бог весть куда!»

Но знаете, что-то всегда смущало и продолжает несмотря ни на что смущать в этих трезвых рассуждениях. Может быть, слащавый душок местничества, запрограммированной тенденциозности и однобокости, которая обязательно появится в исследованиях и в написанных страничках истории после таких установок. Ведь получается, мол, пишите, пишите Историю, познавайте, ищите, но... о ближних, и о своих. А что?  

И писали, и искали, поднимали архивы лишь о том, что касалось нас, а если документ не по теме, то и обращаться с ним можно соответственно...

Прошу не удивляться, но этот материал именно об уроженцах Ростовской области. Однако вовсе не потому, что они жили в тех местах, где родился, а потому, что  погибли под Керчью или несут в себе незаживающие раны войны именно отсюда от Митридата и Аджимушкая. Наверное, пятьдесят лет назад даже для восемнадцатилетних мальчишек не существовало понятий, которые сегодня мы пытаемся искусственно вывесить вместо знамени  моя республика, моя земля, моя национальность, моя история... И может быть потому те мальчишки, что полегли на наших полях, в болотах, лесах, все-таки победили в той войне.

...Из полевого дневника экспедиции «Аджимушкай - 1987», 4 августа.

«...Мне выло противно и   тошно смотреть на этих фрицев... Так что, мама, я доволен этой первой встречей. Значит, я умею постоять за свою Родину. Это для меня  святое. И я обещаю, мама, что беспощадно буду убивать, мстить за всех погибших, за всех расстрелянных, сожженных...»

Я сложил этот серый клочок армейской газеты, датированный 6 февраля 1942 года и найденный вчера при обходе каменоломен выглянул из палатки. Небо все такое дождливое, но у горизонта появились солнечные трещины в этом монолите. Сегодня первый рабочий день экспедиции, но из-за дождя лишь в 11 часов удалось уйти под землю.

У завала, где в феврале отрыли останки пяти человек, обнаружили следы недавних поисков местных мальчишек  переворошенные камни, разбросанные человеческие кости, обрывки фронтовых газет (да это их не интересует). Приходится идти по их следам и просеивать еще раз грунт. Заинтересовали только что обнаруженные в каменном полу семь ниш: ширина до 60 сантиметров, длина в рост человека. Глубина небольшая, все они вырублены в теле скалы чем-то острым. В каждой с перемешанным грунтом отдельные человеческие кости, а в средней, обнаружили нетронутые останки бойца. Теперь ясно, что ниши  могилы. И, видимо, первых дней обороны. Сколько же надо было иметь духовных сил и человечности, чтобы даже в тех условиях вырубить эти саркофаги, чтобы друга, однополчанина иди командира похоронить по-людски.

В первый же день поисковики нашли солдатский медальон. Вместо стандартного вкладыша в нем оказался обрывок учебной военной карты. На одной стороне   карандашом запись: «гор. Шахты. Антрацитовая, 36. Бугаковой Марии». А на другой стороне еще два адреса: «Полтавська обл., Калашныкивський с/с. колхоз им. Лобача.

Кабак Афанасий».  «Ростовская обл. гор. Шахты, Мельничный переул. № 28. Борута Грыгор Федор.» 

…В Шахты выехали через пару недель после возвращения из Керчи. В старом районе города нашли улицу Ионова (бывшую Антрацитовую), по Бугаковой Марии разыскать не удалось. Да, были, были такие,  вспоминала одна из старожилов улицы. Только не Бугакова вроде бы, а Булгакова была. С родителями  жила. Только в пятидесятых, уже замуж вышла и переехала. А куда один Бог ведает.

Мы опасались, что и по второму адресу - никого уже не найти  столько лет прошло. Но Мельничный переулок все так же к. стоит Мельничным, и.... Борута Григорий Федорович живет, только не в доме 28, а в 32-м (после войны номера сдвигались). Нет, это не мой медальон.  Григорий, Федорович положил фотокопию вкладыша и опустил бывшие потемневшие от времени и непростой жизни руки на колени, чтобы мы не заметили, как вдруг задрожали пальцы, не мой. - Это моего племянника Петра. Он пропал без вести в сорок втором под Керчью. Пацан еще был...

Петр Кабак в сороковом приехал с Полтавщины к родной тетке в шахтерский городок. Учился в ФЗУ, работал на шахте, тогда имени Петровского. Видимо, там же познакомился с девушкой  Марией, наверное, полюбил (в своем «смертнике» адрес просто знакомой не писали). Успел пару раз сфотографироваться, успел лишь несколько раз услышать от скупых на похвалу шахтеров: «Доброго хлопца твой батька воспитал. Петро, доброго». Всего-то и успел. А что было его шахтерского стажа? Без году неделя. А что возрасту-то было? На фронт ушел в первый месяц войны. И меньше чем через год пропал без вести.

Этот Крымский фронт...  Григорий Федорович сдержался, закашлялся.  Меня забрали 16 октября 1941 года, хотя и бронь была. С 1-го января сорок второго из Новороссийска бросили под Керчь в составе 51-й армии. Не думал, что, и Петро где-то здесь воюет... Стояли на высоте Керлеут, а на соседней немцы. В апреле пытались несколько раз выбить  да, куда там, только ребят положили. 8 мая они  ударили. В первом бою даже радостно было, положили их много, хоть и патронов не густо, да артиллерия прикрывала. А 9-го слева обошли танки. Сзади артиллерия голос подала, да смотрю, ребята наши падают: пулеметчик Потапов, второй номер Орехов, командир роты Крындясов, потом командир взвода Павлов. А то наша же шрапнель да с недолетом над нами... Еще через день ранило и меня.  Очнулся уже в плену. Сколько концлагерей прошел!.. Долго считать придется…

Когда мы уходили, Григорий Федорович вышел проводить до калитки. Морщины на лице в рубцы сошлись, глаза больные: Встретил я после войны двоих из всего нашего батальона  Иванова и Быкова. А в Краснодаре на формировании нас, шахтинцев, много было... 

Вот те последние слова, сказанные в 87-м году, до сих пор занозой в сердце сидят. Сколько же их было из других   областей и теперь  уже бывших республик теперь уже бывшей страны? Завоевавших одну на всех Победу, не постоявших за ценой.

---

Сверстники

 Они вышли молча, освещая дорогу среди камней Аджимушкая слабым  светом карманного фонаря. Не армейской форме пятна под маскхалат, рукава закатами выше локтя, на рубашке эмблема одной из дивизий СС,   подкрашенная краской прогнивших местах. Шли молча, говорить явно было не о чем. Расстрелянные стены с кровавыми пятнами ржавого металла в глубоких выбоинах их не интересовали. Один  из экипированных под канувших отшвырнул носком армейского ботинка пробитую   пулями ржавую колобку противогаза, словно консервную банку, что-то негромко «пошутил», и задние, ехидно засмеялись. Заметив в разломах  скалы свет фонарей, пошли туда. В раскопе среди отвалов песка и камня работали двое ребят и девушка в шахтерских касках.

Передний  скептически осмотрел из-под горбатой фашистской каски, обтянутой зеленоватой  сеткой, находки ребят. Это и все?

Седьмого августа действительно находок было немного. Участники очередной историко-патриотической экспедиции журнала «Вокруг света» просеивали уже не первую тонну грунта, а под лопатой  лишь серый цвет известняка да капельки срывающегося теплого пота. Но поисковики, сейчас меньше всего думали об этом, а время от времени поглядывали на небольшое углубления, где в начале дня была приоткрыта еще одна трагическая строка Аджимушкая из 1942 года. Под тонким слоем леска  обнаружили останки еще одного защитника подземной цитадели. Боец умирал, видимо, в муках  неестественное положение рук, головы... Но документов нет. Еще один неизвестный солдат.

Могилы скольких неизвестных бойцов и  командиров нашла только  наша группа «Поиск» Ростовского госуниверситета за шесть лет роботы в каменоломнях под Керчью?! А сколько таких могил, неизвестных судеб, останков ребят, считающихся без вести пропавшими, еще лежит под этими завалами Аджимушкая…

...Семнадцатилетняя учащаяся Ростовского училища искусств Лена Загускина и газоэлектросварщик Керченского стекольного завода   Борис Иванов, оставив лопаты, поднялись  из своего раскопа. Передний парнишка, которого друзья называли  Голубцом, не смущаясь, глянул на грязную одежду поисковиков, на запыленные лица: Слабовато... Столько работаете ради этого?.. Ребята молчали. Смотрели на этих, уже, не мальчишек, а парней, которым через год-два идти в армию, и не знали, что сказать: до того неожиданно было увидеть здесь, в травленных газом подземельях, где на каждом шагу следы человеческой несгибаемости и человеческой трагедии этих «поклонников» фашистских символов.

Ну, а вы зачем сюда ходите? «Босота», как в Керчи называют без толку шатающихся мальчишек,  насторожилась; Посмотреть, покопаться... —  Ну, а зачем каска?

Ответили не сразу: Чтобы головой не биться. И опять  недружелюбный вопрос: А почему же немецкая? Голубец посмотрел на сидящих на камнях «корешей», улыбнулся:  А наши все гнилые. Да, действительно, те солдатские каски, которые  мы находили в подземельях, чаще всего проржавевшие от повышенной влажности и сырости камня, пробитые пулями и осколками,  раздавленные глыбами во время обвалов, сорок пять лет назад. Гитлеровских касок в каменоломнях нет. С мая по октябрь  1942 года фашисты неоднократно пытались ворваться в подземелья и уничтожить советских людей, которые, были вынуждены держаться в выработках 170 дней, превратив их в неприступную цитадель. Да, попытки были. Но, даже тогда, оставшиеся каски врага (чаще вместе с головой) гарнизон  выбрасывал наружу или использовал. Для различных нужд. Не вошли гитлеровцы в каменоломни и в сорок четвертом, когда высадился наш десант, а сами фашисты прекрасно понимали, что подземелья  отличные укрытия, но боялись этой стреляющей темноты, хотя к тому времени подземный гарнизон погиб, а в выработках находились лишь малочисленные группы партизан.  

...Эту выгоревшую от времени фотографию я часто показываю поисковикам, особенно тем, кто впервые выезжает в экспедицию под Керчь. Одиннадцать мальчишеских лиц все также молодо, как и сорок с лишним лет назад глядят с фотоснимков. До усов еще недоросли, ни седин и ни морщинок  старшему из них чуть больше девятнадцати. Не став мужчинами, они стали солдатами. Да и то, что за солдаты? От военного человека лишь шинель да шапка-ушанка, а так пацаны. Курсанты Воронежской школы радиосвязи. В первых числах мая 1942 года брошены на Крымский фронт под Керчь. Тогда же и сфотографировались, еще до передовой, ведь скоро должно было быть наше наступление... Эту фотографию подарил группе «Поиск» Ростова омич Николам Федорович Татарников в 1983 году. Тогда мы с ним второй год работали в экспедициях Аджимушкая, но эти подземелья были ему памятны еще по сорок второму  болью окружения и мужеством товарищей, их смертью, беспамятством газовых атак, памятью, пленом. 

Из воспоминаний Н. Ф. Татарникова: «На фронт меня сразу не пустили, предложили только в училища, да и то предупредили, что не в каждое еще возьмут (мой рост тогда был всего 145 сантиметров). И поэтому в заявлении написал коротко: прошу зачислить в военное училище. 25 декабря 1941 года я уже в поезде, который шел в Новосибирск, куда эвакуировалась из Воронежа военная школа радиоспециалистов. А 2 или 3 мая сорок второго нас высадили под Керчью. Восьмого началось гитлеровское наступление, и наши части, среди которых было слишком много необстрелянных, почти невооруженных бойцом стали откатываться к проливу.

Часть подразделений, в том числе и из нашей 44-й армии была брошена в район Аджимушкайских каменоломен для прикрытия отхода основных войск. Неразбериха. Постоянный вой пикирующих бомбардировщиков, взрывы и неудержимые потоки людей и техники к переправе. Нам приказали занять оборону с противотанковыми ружьям (ПТР) и остановить танки Манштейна. Когда мне вручили ПТР, которое было выше меня сантиметров на 70, возник вопрос: что с ним делать? Я такого ружья никогда не, видел, а изучать его было уже некогда. Два дня с гранатами и ПТР держали оборону, потом нас танки смяли. Тогда-то мы, оставшиеся в живых, окруженные, ушли в подземелье. Там же встретил, некоторых ребят из училища с кем еще недавно фотографировались и о таком не думали. Потом больше месяца подземной войны, газы, взрывы при выполнении очередного задания штаба гарнизона группой бойцов были захвачены в плен. А затем  четыре года в застенках концлагерей: Славута, Шепетовка, Львов, Гомерштейн, Бухенвальд, Байсфиорт..:».

 Уже четыре года мы работали в экспедициях с Николаем Федоровичем (хотя ему уже и тяжеловато - годы), но он так и не смог привыкнуть сдерживаться, когда находили останки солдат. Спазмы перехватывали горло, начинал задыхаться, говорить не мог... 

Из дневника экспедиции: «27 августа 1986 г. Сегодня рабочий день опять затянулся. Продолжали раскопки на северной стороне завала «Всадник», где вчера обнаружили останки трех человек. Пять часов кряду посменно с Игорей Бессарабовым расширяем раскоп, много потратили времени, чтобы распилить сползающую плиту, сейчас опасности обвала уже нет. Вверху стоят ребята. Давно закончился рабочий день, можно идти в лагерь, но не уходят  всех интересует вопрос: узнаем ли имена.

Николай Федорович через каждые три минуты уходит в темные выработки и курит. Сегодня он курит особенно много. Игорь снимает последний слой грунта. Теперь надо определить причину гибели людей. Переломов костей не обнаружено. Нет в районе останков инородных металлических тел (осколков, пуль). Но скелеты всех троих в неестественных позах, кисти рук закрывают лицо  это признак с гибели от удушья  газы... По остаткам одежды можно определить, что один из них командир, два других солдаты. В нагрудном кармане одного из солдат нашли медальон с записью: МЕЙЛАХС Б. Э. 1924 года рождения Омская обл. г. Томск

…Нашего ветерана разыскал метрах в двадцати от раскопа. Лицо бледное, пальцы с огоньком папиросы подрагивают, глаза красные,  влажные.

—  Понимаешь... Это я выжил. А все наши ребята... Они почти все здесь остались».

Из тех одиннадцати  курсантов Воронежской школы радиосвязи, что смотрят с фотографии, в живых осталось только двое. Самому старшему  из них было  чуть больше   девятнадцати. А сколько их было всего восемнадцати - девятнадцатилетних только в Аджимушкае заслонивших клочок советской земли и всю страну? Две тысячи, пять?.. Сколько их было, мальчишек-курсантов из Винницкого и Буйнакского пехотных, Ярославского авиационного, Краснодарского танкоистребительного училищ! Сколько?!..

И мы задавали себе вопрос: откуда берутся эти сегодняшние   переростки  со смещенными понятиями со свастиками и эмблемам гитлеризма, которые мелькают, время от времени и в Керчи, и в Ростове, и в Москве?.. 

...В том, 1987 году, лето в Крыму  выдалось влажным. Трава  разрослась и стояла шубой поверх воронок и старых траншей. Полевой лагерь экспедиции журнала «Вокруг света» жил своей обычной жизнью. Утром под флагом, взлетевшим на флагштоке, я или комиссар Алик Абдулгамидов, работник Дагестанского телевидение, недавний выпускник РГУ, проводили развод на работу. А уже минут через пятнадцать, несмотря на крымскую жару, которая иногда доходила до +38°, поисковики в свитерах и куртках уходили до трех часов дня в сырость  и холод подземелий. 

Из дневника экспедиции: «9 августа 1987 г. Вчерашние гости появились опять. Форма одежды та же, что и день назад. Разговорились. Все же хочется понять этих парней, учащихся СПТУ, проживающих в поселке завода имени Войкова, и таких, как они. Замечаю на левой кисти одного из них синие буквы наколки (ну все, как из кино взято!). Лева,  давлю в себе раздражение и злость на эти здоровенных  оболтусов, а зачем же тебе орел? Он посмотрел на правый свой рукав, где выше локтя распластался гитлеровский орел (с одним лишь отличием  в когтях не паук свастики, а металлическая звездочка) улыбнулся: Чтобы внушительнее было. Чтобы боялись...

Стоят, ухмыляются, а взгляды неспокойные, видно, и сами не уверены в своих словах и в себе. Подошли еще поисковики  их сверстники. И я ловлю себя на мысли, что глядя на них, не, сравниваю, кто, лучше, а пытаюсь найти, в чем между ними разница. Все они одного поколения, одного возраста. И даже учатся,  как и «закамуфлированные» В. Шабанов, С. Ткаченко, Р. Беляев, в профтехучилище и поисковики Виктор Фоменко и Андрей Панов  только один в Ростове, другой в Керчи,  и Лена Загускина тоже в училище, правда, в училище искусств, а Саша Шнурин в девятом классе Дубовской средней школы.  Виктор Фоменко  даже одет в такую же военную, как и «гости»- форму, только   в нашу, советскую, с погонами курсанта военно-спортивного клуба «Призывник». А керчанин Андрей Панов пришел из героико-патриотического клуба «Эльтиген». Но вот из гостей так никто и не сказал ничего о своих интересах и  о том, чем занимаются до и после училища, кроме: «ходим под скалу... в войну играем», - и то в фашистской форме. Ладно, пошли. Некогда.  Поисковики поворачиваются и идут к умывальнику. После обеда старший группы днепропетровец Олег Веревкин опять уводит под землю  в конце рабочего дня вышли на интересные находки, и сейчас надо успеть пообедать». 

...Каждый день приносил что-то новое: солдатские медальоны, печати  Крымского фронта, опять сотни снарядов, мин, гранят, фрагменты фронтовых писем, газет... И с опять встречи с подземными «неформалами», И хотя  на рукаве Левы Голубца уже не было гитлеровского стервятника, но осталось   ощущение, что они так и  не поняли неприязненных взглядов поисковиков, почему керчанин Борис Иванов забрал у них горбатую каску и разбил ее в лагере. А вот мы понимали, что их запоздалыми проповедями и нравоучениями  не  достать. И если они с детства пропустили что-то важное и главное, если старшее поколение им с детства не дало, не вложило тот стержень патриотизма, на котором впоследствии вырастает прочный характер человека, то это уже проблема… И не стоит сейчас нам гадать, когда и что, мы упустили в проблемах молодежи. Сейчас нужнее конкретные и действенные  пути исправления. И если идти через неформальные организации, что сейчас  так модно,  то обязательно и через неформальные, интересные, нужные дела для ребят. Дать им возможность найти себя, свое место. Ведь даже наша группа, наша экспедиция  в поиске не только имен и документов, а еще и в поиске чего-то главного в себе, в жизни.

---

Камни над головой

Струйка песка потекла по откосу, все набирая силу. Глыбы  взорванного ракушечника, утрамбованного временем, потеряли опору, стали скользить вниз.  Назад! Осыпь!.. Горшков сам прижался к стене, давая товарищу возможность отскочить в безопасное место. В выработке стало трудно дышать. Лучи шахтерских фонарей вязли в поднятой пыли. Место, где только полчаса назад вышли на культурный слой сорок второго года,  слой морской травы, бумаг и деталей от радиостанции, оказался опять накрыт несколькими кубометрами грунта. Александр Горшков, горный мастер экспедиции, подошел к свежему обвалу. Осмотрел осыпь, еще раз (на всякий случай) попробовал буртовкой кровлю, глянул на закопченные стены подземелий. Опыт  работы на   угольной  шахте  «Западная-Капитальная» города Новошахтинска, куда он пришел в восьмидесятом году после службы в армии, да и четыре года, что он   выезжает в свои отпуска с группой «Поиск» Ростовского госуниверситета в каменоломни Аджимушкая, позволяют быстро и точно оценивать прочность стен и потолков, возможности ведения поиска. И, тем не менее, он знает, что здесь можно ожидать самого неожиданного, поэтому осмотреть даже стены лишний раз не помешает. Придется расчищать по новой. Давай поочередно  Борис Иванов с Сашей, а Шурик Григорюк с Леной. Ребята опустились в глубокую низовку, когда-то  «накрытую» рухнувшей  десятиметровой кровлей и частично расчищенную за  последние три года поисковиками. Зашуршали лопаты. 

Из дневника экспедиции: «4 августа 1987 года. Продолжаем работы на зале «Печатей». Уже третий год мы вынуждены возвращаться к нему, несмотря на то, что здесь слишком много трудоемкой работы, это один из наиболее крупных  завалов. Очевидцы, немногие оставшиеся в живых участники обороны подземелий в 1942 году, вспоминают, что для  того взрыва гитлеровцы  израсходовали около двадцати авиабомб по 250 килограммов. И это не случайно, немцы знали через перебежчиков  и предателей, что где-то в этом районе находился штаб подземного гарнизона. Знали, но ошиблись метров на шестьдесят...». 

* * *

...Подполковник Бурмин стоял у стола в штабе и смотрел на качающееся пламя коптилки. Он опять и опять возвращался к тем вопросам, которые уже второй месяц слышал от своих солдат  и когда держали оборону уже здесь, в каменоломнях, - почему, имея три (!) армии на Акмонае, мы вынуждены были отступать? Почему мы не смогли обеспечить надежную оборону пусть даже не на первой  линии, а на второй или на третьей?    

Еще в марте-апреле, когда армии Крымского фронта все получали и получали пополнение для ожидавшегося наступления, когда даже в его 24-й полк 55-й танковой бригады прибыли новые машины, подполковник Бурмин Г.М. неоднократно обращался и требовал в штабе фронта разрешения строить хотя бы земляные укрытия для техники и личного состава. Да разве он  один ходил с этим вопросом?!.. Но командование фронта отказывало,  аргументируя тем, что «это подорвет наступательный дух войск». Поэтому,  о какой второй или третьей линии обороны можно говорить, если   не   было и  первой?!

И когда 8 мая фашисты, опередив наши войска, сами перешли в наступление, то не вгрызавшиеся в землю подразделения не могли удержать позиции. Резервы, находившиеся слишком близко от переднего края, были смяты в первые же дни боев и откатывались на Керчь. За шесть дней боев от полка  подполковника Бурмина осталось несколько израненных десятков танкистов. Уже идет июль 1942 года. Уже второй месяц они продолжают держать в своих руках этот маленький клочок подземной, но советской территории, превратив его в крепость, продолжают уничтожать врага даже в этих неимоверно тяжелых условиях. Гитлеровцы постоянно взрывают выработок, травят газом, забрасывают минами. Не хватает воды, продуктов минимум  на человека 50 граммов крупы, 10 граммов концентрата, 100 граммов сахара (благо, хоть его на бывших складах военторга в подземельях оказались большие запасы)... С мая, из более, чем тринадцати тысяч бойцов и командиров осталось чуть больше двух тысяч  остальные отравлены газом, погибли под обвалами, в ночных атаках, захвачены в плен... Несколько дней назад погиб на мине-ловушке первый командир подземного гарнизона полковник Ягунов П.М.. И еще известия - Севастополь, последняя надежда защитников Аджимушкая на возможный десант - пал…

Теперь  ему,  сменившему полковника Ягунова, надо решать: как быть дальше?..

Стены задрожали от мощных близких взрывов, с потолка посыпалась  каменная крошка, пламя коптилки  заметалось птицей и потухло. Все пришло в движение. Раздались голоса командиров штаба, отдающих распоряжения связным и охране. Минут через пять комиссар подземного гарнизона батальонный комиссар И.П.Парахин сказал, что в пятидесяти   метрах от штаба гитлеровцы произвели мощный взрыв, рухнула большая часть  кровли, сквозь завал пробивается свет, есть жертвы.

Бурмин еще раз прошел по выработке. Остановился. «Мы  будем продолжать борьбу. Необходимо   продолжать попытки связаться с Керченским подпольем и жечь, жечь землю под  ногами гитлеровцев, сковывать как можно больше их  сил здесь... На сколько будет  в наших возможностях...».

Из дневника экспедиции: «4 августе 1987 г. Свет фонарей стал тусклее, сели аккумуляторы.  Ребята уже раза по четыре сменили друг друга в раскопе, пока опять не стали мелькать во взорванном известняке темные пятна культурного слоя. Саша Григорюк только уступил место ребятам и сел к стене. Жарко. Так жарке что бывает даже у него на заводе в городе Новошахтинске, где он работает инженером-механиком. Нет этих давящих потолков надорванного камня, сырости. Да и устаешь там меньше, хотя  и на заводе работа не сахар. Саша, с тебя дым пошел, засмеялась студентка РГУ Лена Басич, будущая учительница. Куртка мокрая. А сейчас еще и инеем покрываться начнет,  улыбнулся стерший группы и самый старший по возрасту керчанин Борис Иванов.

...Влажность в  некоторых местах каменоломен так велика, а температуре даже в самые жаркие дни не поднимается выше +4°, что на мокрых от пота свитерах мы часто наблюдали появление инея капелек влаги.»

* * *

…В тот день на завале «печатей» Сашей Шкуриным   и Борисом Ивановым был найден небольшой черный  пенал  солдатский медальон. Открывали в подземельях, чтобы не менять температуру. Аккуратно, чтобы не посерел от времени рулончик бумаги  вкладыш, на котором обычно заполнялись данные на военнослужащего. Но много медальонов за эти годы мы находили и с незаполненными вкладышами, не любили их  солдаты. А заполнен ли этот? Даже руки от волнения подрагивают. Пять лучей от фонарей на каскад ребят падали на  эту полоску бумаги. Откроется ли еще одно имя защитника? Вкладыш был чист...

….До боли обидно бывает в такие минуты. Сколько  сделано  работы,  перевернуты тонны грунта и камней, чтобы вырвать хотя бы еще одно имя,  и ничего. Но бумага подсыхала под светом фонарей, и на вкладыше появились слабые штрихи чернил. А потом, уже в кабинете заведующего Аджимушкайским музеем, после нескольких часов просушки, очистки, подсветки, увеличения прочли: Голум(т)бович  Арнольд Аронович, год рождения 1899. военное звание (неразборчиво)… 3 ранга Уроженец: РСФСР, Донской край, город Ростов. Адрес семьи: Голум(т?)бович С.М. Аз. ССР, гор. Баку, ул. ...(неразборчиво) № 205.

Кто он и каким был? Может быть, живы еще твои родные? А может, до сих пор пытаются через архивы найти своего отца или брата? Пока одни только вопросы. Родные до сих пор не найдены…

---

Пропавших бесследно - нет

Да «у войны не женское лицо», не женские руки, но женская боль, слезы и глаза.

Эта глубинная не проходящая боль, наверное, впервые меня кольнула еще в детстве, когда я упросил свою бабушку Марию Александровну Подолянову рассказать о войне. Нет не о боях и атаках она говорила, а о том, как в мае 1941 года проводила,  своего мужа, коммуниста, в военные лагеря на переподготовку, оставшись одна с тремя  детьми мал-мала меньше, о начале войны, заставшей моего деда в учебных лагерях под Киевом, о бомбежках, о долгих месяцах оккупации, ставших нескончаемой ночью, о том как поднимала детей, когда муж с войны не вернулся… 

Рассказывала, а в глазах была такая бездонная боль и мука, что уже и не глаза смотрели на меня, а две кровоточащие раны сердца. И уже потом часто приходилось видеть такие же «раны», встречаясь с женщинами старшего поколения по поисковой   работе. Встречаться с теми,  кто проводил в тяжелый час для Родины своего сына, мужа, отца, кто пережил оккупацию и голод, самые трудные для себя дни все ждал близкого человека с фронта, кто ждал когда восстанавливал и строил, кто ждет и сегодня…

За многие годы поисковых экспедиций в каменоломнях мы находили лишь солдатские медальоны, отдельные списки, иногда папки с документами. Но мы знали, что где-то здесь, в мрачной паутине черных выработок, лежат захороненные последние дни борьбы подземного гарнизона документы штаба. Документы, которые помогут узнать правду о Керченской трагедии сорок второго, о жизни, борьбе тысяч бойцов и командиров, которых предало командование Крымфронта, но которые выполнили до конца последний приказ и шесть месяцев (!) в окружении сковывали пять (!) гитлеровских полков…

И только в 1887 году, продолжая расчистку одного из завалов, наш поисковик

Сергей Коновалов из Одессы извлек  из-под  плит кровли вначале останки ротного миномета, а затем и металлический ящик с сырыми бумагами.  Ящик рассыпался от времени и ржавчины, но 103 (!) документа, частично или полностью удалось  реставрировать специалистам Одесского управления внутренних дел. Среди полуистлевших листков протоколы  партсобраний за июль 1942 года (к тому времени уже прошло три месяца как их всех вычеркнули из списков военнослужащих Красной Армии и из списков живых!), приказы по подземному гарнизону об усиления дисциплины, списки личного состава 2.го батальоне подземного гарнизона, акты о смерти на погибших и умерших, наградные листы. И хотя это были не совсем те документы, которые мы искали, но это была наша удача, это была победа человеческой Памяти над Забвением!

... С Керченского полуострова Иван прислал лишь единственное письмо в последних числах апреля 1942 года. Выслал денежный аттестат, сообщал, что был на курсах младших командиров, и ему присвоено звание младший лейтенант. Хорошее, спокойное   письмо, и лишь в конце приписка: «…переживаем ужасы войны. Береги  здоровье. Воспитывать детей придется, возможно, одной. Выхода у нас отсюда нет. Ляжем все здесь…»  И больше за всю войну Анна Иудовна Усатая не получила от мужа ни  строчки. Но лишь отгремели победные залпы, стала писать и ходить по инстанциям. Сколько писем было отправлено, сколько дверей открыто в ее хождениях!.. А когда подросли дочка и сын стали вместе с Риммой и Володей писать и ходить. Но все ссылались на извещение, которое пришло уже после войны: «… пропал без вести». И намекали, намекали, а порою и откровенно: «Чего мешаете работать. Он, может, с немцами за границу ушел, а вы его ищите?!.» А в конце пятидесятых годов в краснодарской газете прочитали материал о солдате, который 17 лет провел в госпиталях после тяжелого ранения под Керчью в мае сорок второго. Он был пулеметчиком и с группой бойцов прикрывал отступление с полуострова. «...Танки расстреливали нас с близкого расстояния. После очередного взрыва я был ранен. Меня вытащил из окопа Роговой, взвалил на себя и тащил в тыл. Но через несколько метров Роговой был убит…»

О Роговом ли Иване рассказал тот солдат, после стольких лет забытия. Анна Иудовна не знала, но казалось, что говорил о ее муже. А в шестидесятые годы семье сообщили, что по спискам, найденным в Аджимушкайских каменоломнях, проходит Роговой Иван Моисеевич, и тогда сомнения отпали - он! И уже в 1988 году по документам штаба 2-го батальона, удалось узнать дальнейшую судьбу этого человека. «Роговому Ивану Моисеевичу за умелые действия и бесстрашие, проявленные при обороне Аджимушкайских каменоломен, в июле 1942 года командованием подземного гарнизона присвоено очередное воинское звание - старший лейтенант.» «Старший лейтенант Роговой Иван Моисеевич, 1902 г.р., беспартийный, образование высшее. В РККА с 01.10.41 года. В боях по обороне каменоломен с 15 по 19.05.42 г. проявил геройство и мужество. Был ранен. Представлен к ордену Боевого Красного Знамени. Июль 1942 г.» Тогда же был найден и еще один документ об этом командире - Акт на погибшего. Где было сказано, что «… Роговой И.М. умер в каменоломнях в августе (!) 1942 года…»

* * *

… Начало июля 1989 года мы встречали в Керчи в суете по открытию очередной экспедиции журнала «Вокруг света». Составляли планы работы, намечали районы поисков. Девятого июля к музейному домику подошла пожилая седая женщина.

 - Простите, в журнале «Вокруг света» в этом году была статья, что нашли документы штаба батальона. Там есть фамилия Московкин С.Ф. Мой муж пропал без вести здесь, под Керчью, в сорок втором. Я Московкина Анна Степановна…

Анна Степановна достала фотографии мужа, рассказывала о недолгой совместной жизни, говорила о последнем письме перед отправкой  в Керчь, об извещении, о том как поднимала сына. После войны Анна Степановна замуж не вышла, все ждала ЕГО. По всем ответам  Степан Федорович Московкин проходил «пропавшим  без вести» уже в июне, а по документам штаба 2-го батальона, еще в конце августа сорок второго политрук 4-й роты подземного гарнизона Московкин С.Ф. был жив и продолжал сражаться. Я тогда слушал ее, а казалось, что слушаю другую женщину и тоже Анну. Анну Марковну Ширинкину - жену еще одного командира, участника подземной эпопеи. Ее адрес и данные также были найдены на полусгнивших листках штабного сейфа: «Лейтенант Ширинкин Иван Андреевич, 1922 г.р.; адрес семьи: г. Ростов-на-Дону, ул. Соколова, 32…»

Анна и Иван поженились в тридцать восьмом. Он был военным, служил под Новочеркасском. Он, все по военным городкам, она вместе с ним. Говорила, что рожать за переездами было некогда. А потом все, как у тезки и Анны Московкиной, и Анны Усатой; война, через год извещение, замуж не вышла. Всю жизнь ждала хотя бы весточку о муже. Не мерилось сердце женщины с казенной, бездушной формулировкой. О судьбе своей не любила рассказывать, да и злых языков боялась. Сколько выслушала упреков и гадости об Иване! Но мы известие о муже принесли поздно. В 1982 году, когда в Аджимушкае открылся монумент всем павшим, в том числе и ее мужу, Анна Марковна Ширинкина погибла. Погибла, так ничего и не узнав о муже...

Судьбы этих трех женщин - еще три трагедии Аджимушкая, еще три трагедии войны, еще три вечных памятника аджимушкайцам и всем павшим.

И вот еще ирония судьбы. Список на умерших в каменоломнях по 2-му батальону на середину августа 1942 года, где записаны лейтенант Ширинкин И.А. и старший лейтенант Роговой И.М., и где указаны их адреса и инициалы жен, подписан был… политруком Московкиным.

… Мы сидели в небольшой ростовской квартире, где живет сейчас Анна Иудовна Усатая и ее дочь Роговая Римма Ивановна. Анна Иудовна все рассказывала, и рассказывала о своей жизни, и об Иване, и не в прошедшем времени, не как о былом, а как о сегодняшнем и настоящем. И глядя на морщинки и снежно-белые волосы женщины, я лишний раз подумал: как же вам было трудно в этой жизни уважаемая Анна Иудовна … уважаемая Анна Степановна…уважаемая Анна Марковна…Уважаемые…

Нет, врут все казенные отписки - не ПРОПАЛИ БЕЗ ВЕСТИ тысячи таких же Иванов, Ибрагимов, Арсенов... Они не могли бесследно пропасть, если их помнят и ждут даже сегодня, через пятьдесят с лишним лет!