Хаджи-Мурат

В нашем полку не было такого здоровяка, как Аюпов. Высокий, широкоплечий -  сама сила! Вот за эту богатырскую силу, за этот рост и попал он в полковую артиллерию.

А ему так хотелось к сабельникам, в эскадрон. Джигитом боевым хотелось быть.

Он и так прослыл молчуном. Теперь же он, после назначения, почти ни с кем не разговаривал, еще больше замкнулся. Все искал удобного случая объясниться с командиром подразделения, младшим лейтенантом Кржижановским.

Кржижановский уже прилично «понюхавший пороху», любил и знал своих бойцов, отдавал им все знания и опыт. Разговаривал с каждым запросто, по-товарищески, сильно налегая на украинский акцент и лучисто улыбаясь. К Аюпову присматривался с первых дней. Как-то подошел к нему:

- Ну как, привыкаем помаленьку?

- Плохо привыкаем. Не хотим привыкать. Коня дайте. Шашку дайте. Тогда все будет хорошо.

Младший лейтенант осторожно намекнул, что артиллеристам положены только пушки и упряжные лошади.

- Товарищ командир, Вы же знаете, что меня зовут Хаджи-Муратом. Какой же я Хаджи-Мурат, если при пушках сторожем?

- Потерпи немножко Хаджи-Мурат,

- Сколько же можно терпеть? Нет терпения больше.

Кржижановский крепко дружил с командиром пулеметного эскадрона, старшим лейтенантом Малыш-Федорцовым, тоже украинцем. Встретившись с ним, сказал:

- Слушай, есть у меня один боец, Аюпов. Горячий, настойчивый. Силен, как Геркулес. Один семидесятишестимиллиметровую пушку может вытащить. Так вот – проходу не дает. Дайте, говорит, скакуна и саблю.

Малыш-Федорцов, не спеша раскурив трубку, заметил:

- Знаю я про твоего Хаджи-Мурата. Что сказать? По-моему добрым будет солдатом, если желание такое большое имеет. Я за него, только вот, пожалуй, ни в одном сабельном подразделении коня ему не подберешь

Вскоре Малыш-Федорцов заговорил об этом со мной.

- Как думаете насчет Аюпова?

- На тачанку или в пулеметный расчет?

- Ни то, и не другое. Сначала… поваром, на походную кухню.

- Так он же не поладил с артиллеристами из-за того, что не дают коня и шашки!

- Не можем же мы сразу… Пусть присмотрится к ребятам, подучится, потом…

Послали за ним командира первого взвода старшего сержанта Ракчеева. Пришел.

- Так как, хочешь в пулеметный эскадрон?

Предложение было таким неожиданным, что Аюпов растерялся, перевел взгляд на старшего лейтенанта, на меня:

- Вы серьезно или шутите?

- Серьезно.

- Конечно, согласен.

- Тогда принимайте… походную кухню.

Аюпов подскочил словно ужаленный.

- Зачем смеетесь надо мной?

И рванулся к выходу из землянки.

- Погоди, Аюпов, не торопись, - старший лейтенант подвел его к Рыжику и Гнедому. – Нравятся кони?

- Что это за кони? Худые!...

- Вот выкормишь их, бери любого. Лучше для твоего веса не подберешь. А они при походной кухне.

- Так бы и объяснили. А я думал только суп варить, кашу варить.

- Значит, договорились? Товарищ старший лейтенант, выдайте бойцу Аюпову шашку… Шпоры возьми. Карабин получишь. Ну, ни пуха ни пера! Пойду в штаб, доложу про тебя.

В то время, в марте и апреле сорок второго, наш 292-й кавалерийский полк, как и вся дивизия, жил боевой учебой. Мы усиленно готовились к предстоящим схваткам. Получили новую форму, добавочное количество вооружения.

Как заправский кавалерист, в короткие свободные минуты щеголял в новеньком обмундировании и Аюпов. Таких минут было мало. Он ничуть не жалел, что служил при походной кухне. Бывало, только и слышалось:

- Скорее, друзья, получайте обед по-кавказски. Видите Рыжик и Гнедой застоялись?!

Казалось, он не знал отдыха ни днем ни ночью. То помогал готовить и раздавать пищу, то отпускал фураж. Но считал себя временным, так сказать, помощником эскадронного каптенармуса. Главным для него была тренировка коней под седлом. Попутно изучал материальную часть пулемета, при этом повторяя…

- Скоро пригодится.

В один из теплых апрельских вечеров он решил впервые попробовать проездку при шпорах. Вывел за землянку Рыжика, легко и удобно уселся на него.

При первом же прикосновении шпор Рыжик поднялся на задние ноги и «поставил свечу». Потом сделал «козлика», еще одного, и еще. И вдруг рванулся к своей кормушке. А наездник рухнул на землю.

- Какой скандал, какой скандал! – сокрушался он.

Снова и снова садился на коня. Делал круг за кругом. И через несколько дней о нем заговорили: был дисциплинированным артиллеристом, стал отличным кавалеристом.

И вот оборонительный бой под Багаевской. Десять дней воздушных бомбежек. Аюпов все также аккуратно доставлял на позиции завтраки, обеды и ужины, не раз попадая под обстрел. Все ворчал:

- Когда это кончится! Шашку зря ношу, Кони ожирели. Скорей бы немца живого увидеть. Я бы ему показал, где раки зимуют.

Такая возможность вскоре представилась. 25 июля он рано доставил завтрак на передовую. Но бойцам было не до еды. Полк усиленно и спешно готовился к решающей контратаке. И вот ринулись вперед сабельники.

Оглянувшись, я увидел Аюпова. Он сидел на козле походной кухни, крепко натянув поводья. На быстром голопе умело объезжал воронки от разрыва бомб и одиночные окопы. Догонял товарищей.

И тут неожиданно заработал вражеский миномет. Беглый огонь по походной кухне.

Вдруг одна из мин взорвалась перед лошадьми. Они повалились на израненную землю.

- Рыжик! Гнедой! Что же вы?

Они не двигались. Оставив кухню Аюпов большими прыжками бросился вперед с винтовкой наперевес. Немцы все продолжали палить, пока наши не накрыли их миномет.

Хаджи-Мурат бежал навстречу фашистам…

Когда он вернулся в расположение пулеметного эскадрона, разыскал меня:

- Разрешите доложить. Рыжик и Гнедой убиты. Кухня разбита. Штыком я заколол трех автоматчиков.

Я уже знал о героическом поступке Аюпова. Крепко пожал ему руку и вдруг заметил на правом бедре расползшееся красное пятно. По шее с затылка сбегал красный ручеек.

- Быстрее в медпункт!

- Зачем в медпункт? Пустяки. Вот только перевяжу… Вы лучше скажите, что мне теперь делать? Остался ведь у «разбитого корыта». Наводчиком могу быть, сами знаете, что станковый пулемет, как свои пять пальцев изучил.

Он ушел во взвод старшего сержанта Ракчеева. Первый прицел сделал на следующий же день, в Карповском противотанковом оборонительном бою 26 июля.

Тогда, как известно, с северной окраины хутора Карповка пошли в атаку немецкие автоматчики. Левее расположились их артиллеристы.

Они обрушили ливень свинца на пулеметный расчет, где был наводчиком Аюпов. Рассерженный и разгоряченный Хаджи-Мурат не переставал посылать в их сторону свои «строчки». Он насчитал двадцать автоматчиков противника, нашедших смерть от метких выстрелов.

В этом бою не стало нашего Хаджи-Мурата, горячего, бесстрашного, честного, храброго воина, боевого побратима из Чечено-Ингушетии.