Крутоверть

Раздорская. Древняя казачья станица, у которой крепко держала оборону прославленная 110-я Отдельная Калмыцкая кавалерийская дивизия с начала июля грозового сорок второго года.

Много раз я бывал в этой станице, и всегда, в любое время дня и ночи, зачарованный, подолгу любовался неповторимой, чудной красотой старого Дона.

Невольно залюбовался и на этот раз. Солнце, напоминавшее переспелое яблоко, уже скрылось за зелеными кудрями прибрежных плакучих ив, и в реке купались его последние желтые отблески.

Я стоял на левом берегу, на том самом берегу, который более четверти века назад обороняли красные кавалеристы. Сейчас он был тих и пустынен, и ничто не напоминало о той суровой године. Бурные вешние паводки давно смыли следы солдатских сапог. Мирно плещутся волны. Мирно дышит земля. Миром до краев наполнен свежий воздух.

Вот за этот прочный и нерушимый мир на земле сложили головы калмыцкие парни. Много погибло. Многих не дождались отцы и матери, жены и невесты. Спят в политой священной кровью могилах бойцы Очир Мухляев, Эрдя Тимошкин, сержант Бадма Цеденов, Мутул Эрдниев, старшины Борис Бадаев, Дорджи Ковляев…

Здесь погиб легендарный майор Раабь, начальник штаба дивизии.

Здесь перестало биться сердце секретаря комсомольской организации 292-го кавалерийского полка лейтенанта Андраева. Боевым, никогда не унывающим, умевшим подбодрить, казалось бы в самую безысходную минуту – таким остался в памяти бойцов их вожак.

Сражен был пулей командир отдельного конартдивизиона капитан Дыба. Их боевые побратимы, молодые красноармейцы Найтахи-Убуш Чимидович, Эрдни Хамуров, старший сержант Наха Гильчиев и многие другие били врага за себя и за них. И вскоре одни из них были представлены к правительственной награде, другие – награждены Почетными грамотами Президиума Верховного Совета республики.

Богатыри, герои! Вы слышите, мы помним о вас, мы снимаем шапки и склоняем головы, проходя мимо братских могил, памятников и обелисков.

Невольно вспомнилось все прочитанное о них в архивах и услышанное от участников боев и очевидцев – жителей станицы.

Уже стало совсем смеркаться, а я все сидел над кручей в задумчивости, перелистывал журналистский спутник – блокнот, словно разговаривая с ним. Неожиданно набежали тугие волны с барашками пены на гребнях, и в мокрый песчаный берег острым носом врезалась плоскодонка.

- Эй, казак, небось, на тот берег надо? Садись на мой «корабль», перевезу.

Из лодки не по возрасту легко спрыгнул старик в зюйд-вестке и резиновых сапогах с необыкновенно длинными голенищами.

Я сразу узнал его. Мы с ним встречались несколько дней назад в местной школе, на вечере боевой славы, выступал там и он.

«Капитан» оттолкнул свой «корабль», и он, мелко вздрагивая, довольно ходко пошел вперед, оставляя позади замысловатую пенную дорожку. До середины плыли, обмениваясь незначительными фразами. Вдруг старик резко вскочил.

- Вот здесь тонул тот самый мост! Помнишь детворе я рассказывал?

Я, конечно, помнил. Но тогда рассказ сторожила здешних мест почему-то показался и сумбурным, и поверхностным. То ли память изменила, то ли волновался, то ли была другая какая причина, однако рассказывал он сбивчиво, весь напрягаясь, часто запинаясь и многого не договаривая.

И теперь, воспользовавшись такой его искренностью и убежденностью, я попросил рассказать еще, как можно подробнее.

- Верное слово, говорю, здесь. Вон, вишь, на берегу, железную тычку? Это я ее поставил. По ней опознаю место. Видел бы ты, что тут творилось. Кажется в конце июля сорок второго. Берега, как бочки пороховые. Ох, и колотили. То фрицы, то наши. Возле переправы. У немцев мотоциклы, танки, мост понтонный. Ну, и все старались, стало быть, на левый берег. Не тут-то было. Наши как дадут, как подсыпят пороха пулеметами. Не считать сколько немцев и танков их потонуло. Несколько дней так. А потом… Потом напустили гады артиллерию. Своими ушами слышал, как бухало всюду. А тут еще самолеты стали бомбить. Поплыли по мосту броневики. И доплыли-таки, сволочи, до нашего берега. Немцев видимо-невидимо. И вдруг полетели вверх тормашками те самые понтоны. Вот тут, на этом самом месте, ей-богу, тут! Наши, значит, сработали, как надо. И как стали бить по гадам. Они – назад. А моста-то нет. Тут, на берегу, их и настигли наши. Всех начисто порешили. Вишь, какое дело… Да… А мост грохнул вот тут, на крутоверти, верное казацкое слово…

Я смотрел на темно-свинцовую бурлящую середину Дона, на левый берег, и мысленно рисовал себе картину того ожесточенного боя.

Старик, увлекшись воспоминаниями, забыл про весла и наш «корабль» унесло течением в сторону. Спохватившись, он взял курс на ту самую «историческую» железную тычку.

Он теперь все время молчал. Добравшись до берега, оглянулся назад:

- Только жаль, что не знаю до сих пор, кто потопил мост? Живы ли? Если узнаешь, чиркни старику. Понимаешь, интересно будет мне. А может, и встретиться доведется с кем-нибудь. Всякое в жизни бывает. Вот ведь намедни попрощались мы с тобой, а сегодня снова встретились…

Недавно я написал этому старику. Встретиться можно. Многие живы. И среди них – Николай Васильевич Бадьминов, бывший командир пулеметного эскадрона 292-го кавалерийского полка. Он работает сейчас в Элисте, в Министерстве сельского хозяйства Калмыцкой АССР.