Пером и штыком

В июле 1942 года наша 110-я Отдельная калмыцкая кавалерийская дивизия дралась на левом берегу Дона на участке Багаевская-Семикаракорская. Задержать врага на Дону! Донской водный рубеж – последний заслон на пути врага к Сталинграду, Волге, Кавказу! Ни шагу назад! – стакими словами дрались советские воины в те жаркие июльские дни сорок второго. Несмотря на огромные потери, враг упорно рвался на восток, на левый берег.

Пять часов утра того памятного на всю жизнь дня. Где-то рядом фашисты: танки, артиллерия, мотопехота, прорвавшиеся выше нашей обороны, готовые обрушиться на наши поредевшие ряды. Сколько их? Где они? Скоро получим разведданные. В это тревожное утро вдруг на моем наблюдательном пункте появился старший сержант Мутул Эрдниев.

- Наш привет пулеметчикам! – прозвучал знакомый голос.

- Рад видеть тебя, Мутул! Какими судьбами?

- Пришел не с пустыми руками – с «Максимом», запасом патронных ящиков, с ружьем ПТР, со вторым номером. Принимай, комэскадрона.

Крепкого телосложения, выше среднего роста, румяный и энергичный Мутул  был как всегда подтянут. Левый рукав просаленной гимнастерки пробит выше локтя, рука перевязана.

- Кость цела, пуля прошла навылет, работает плохо, но помогаю правой, - ответил он на мой вопросительный взгляд.

- Где пулемет?

- На твоем левом фланге. Вместе веселей будет.

- Правильно. Проверь еще раз позицию, смотри, расчет должен быть на круговую оборону.

- Так и сделаем. Видимо, день будет жарким, - сказал он многозначительно.

Мы распрощались, и Мутул ушел на свою огневую позицию. Ушел, как оказалось, навсегда…

В те минуты я вспомнил жизненный путь этого прекрасного человека. Вспомнил как впервые о нем заговорили в офицерской землянке весной  1942 года. Сообщил нам о нем политрук Сулейманов в селе Обильном Малодербетовского района.

- Есть среди курсантов прекрасные, образованные ребята, горящие желанием воевать грамотно, умело. В их числе я бы выделил Мутула Эрдниева. Знаете, кто он такой? Поэт, создавший зрелые произведения, прекрасный журналист – бывший ответственный секретарь республиканской газеты «Улан Хальмг» , человек большой эрудиции. В его личном деле лежит заявление. Вот, что он в нем пишет:

«Прошу отправить меня на фронт. В дни, когда лучшие сыны народа отстаивают свободу Родины в жесточайших боях с фашизмом, когда мои младшие братья (а их трое) – на фронте, я не имею морального права, как старший, находиться в тылу, пользуясь бронью».

Отказался от брони и ушел добровольно в армию. Я доложил о нем комиссару полка тов.Круглякову. Тот сказал – ему следует поручить редактировать «Боевой листок». Помогите ему в овладении боевой выучкой, он поможет вам в политико-воспитательной работе. Ищите таких людей, опирайтесь на них, это – наш золотой фонд, опора в боевой подготовке красноармейцев.

Курсанты полковой школы учились упорно, настойчиво, овладевая оружием и тактикой. Многие из них урывали время за счет отдыха, овладевали ручным и станковым пулеметами, изучали мины, трофейное оружие.

В один из вечеров ранней весны 1942 года Мутул Эрдниев обратился с просьбой помочь изучить пулемет «Максим». За несколько вечеров он прошел полный курс, разбирал и собирал станковый пулемет безупречно.

Вспомнил я и то, как он сатирическим пером журналиста боролся за отличную боевую выучку курсантов. «Дергуны и Моргуны», «Стрелки и молочники», «Третий сон» - так назывались некоторые его статьи вызывающие задорный смех бойцов и метко попадающих в цель. Вспомнились, его «Марш калмыцких конников», частушки, звучащие на сцене клуба дивизии и в походном строю, от Сарпы до Дона, помогавшие бить врага.

Штыком и пером сражался Мутул Эрдниев.

И вот он на моем левом фланге. Правильно поступил политрук сабельного эскадрона А.С.Учуров, поставив Мутула на своем правом фланге, на стык с пулеметчиками. Это его последний заслон на самый худший случай – на случай прорыва фашистских автоматчиков к редкой цепи сабельников.

Началась бомбежка. Следом ударили артиллерия и минометы. Появились первые убитые и раненые. Загорелись дома в Карповке, дальше – Ажинове.

Из лощины, что северо-восточнее Карповки вышли немецкие автоматчики. Прицельным, кинжальным огнем по фашистам ударили наши пулеметы, фашисты заметались, стараясь пойти в обход, и напоролись на прицельный огонь Эрдниева. Хорошо работает «Максим» в руках поэта-фронтовика. На нашем левом фланге: то длинной очередью прижмет, то короткой сразит фашистов, прорвавшихся к крайним северным домикам хутора.

Фашисты, встретив решительное сопротивление конников, вынуждены были снова прибегнуть к артиллерийско-минометному обстрелу, нанесшему нашим рядам новый урон.

Вот уже появились танки. Вступили в бой расчеты ПТР. Два с половиной часа смельчаки сдерживали натиск танков, мотопехоты фашистов, и в это время приполз ко мне связной от командира полка с приказом отходить. Но госточка уцелевших бойцов  не могла уйти. Не ушел Ц.Кокшаев со своим расчетом, не ушел и М.Эрдниев.

Раненый, истекающий кровью Мутул продолжал разить врагов, прорвавшихся за танками. А когда политрук Учуров по ходам сообщения пришел к нему с приказом покинуть позицию, он сказал:

- Отходите, отходите всей группой! Я прикрою! До последнего патрона в ленте, до последней капли крови…!

Это были его прощальные слова.

Вечно молодой, жизнерадостный, целеустремленный, до конца преданный социалистической Родине и честный во всех своих поступках. Во таким и сохранился в нашей памяти Мутул Эрдниев.