Цикл статей Три дня героической обороны

У Багаевской переправы

24 июля 1942 года

Уже год с лишним шла война с фашистской Германией. План «блицкрига», разработанный нацистским вермахтом, потерпел неудачу, но гитлеровцы, на время отказавшись от наступления на Москву и Ленинград, не оставляли мысли о реванше и двинули свои войска на юг с целью отрезать нашу столицу от крупнейших промышленных центров, обойти ее. Мне довелось участвовать в боях с захватчиками на Ростовском направлении. 292-й кавалерийский полк, где я служил, 24 июля 1942 года дислоцировался на оборонительном рубеже Багаевская – Раздорская, а 110-я кавдивизтя занимала 58 километров вверх по Дону, начиная от багаевского наплавного моста. Для легкой кавалерии задача удержать крупные моторизированные части противника была тяжелой. Располагалась дивизия, выражаясь по-военному, в одну линию, растянутость осложняла связь и руководство боем, почти лишала возможности получения огневой поддержки соседей. Главные огневые средства и подразделения полков сосредотачивались у наплавмостов Раздорской и Багаевской, а также у паромных переправ около станицы Мелиховской и хутора Калинин, являющегося продолжением Бессергеневской на правобережье Дона. Естественно, при такой ширине расположения наших подразделений о глубокоэшелонированной обороне речи не было, но о задержании наступления немцев для обеспечения возможности переправиться основным частям и важнейшим коммуникациям и закрепиться потом вопрос ставился остро. Фашистские самолеты особенно «беспокоили» нас, бомбежки наносили нам ощутимый ущерб, выводя из строя технику, лошадей, истребляя солдат. Сильно ощущалось отсутствие у нас оружия для борьбы с авиацией. Бомбардировочными ударами враг расстраивал наши ряды, создавал пробки отходящим за Дон частям. Выход в такой ситуации был один – использовать для переправы сумерки и ночное время. К сожалению, ночи летом короткие, а накоплялась масса людей и грузов, ждавших своей очереди  у переправ, быстро. Тем не менее героическое  сопротивление советских войск срывало многие намерения захватчиков, смешивало им карты… Попытка противника окружить наши армейские силы на подступах к Ростову оказалась безуспешной.

24 июля соединения Южного фронта, оставив областной центр, отошли на левый берег Дона, где гитлеровцы успели захватить ряд плацдармов. Схватки были смертельные для обеих сторон. Фашистская пропаганда много трубила о том, что СССР – колосс на глиняных ногах, который может распасться от одного толчка, свой расчет они строили на том, что наша армия многонациональная, не имеет монолитности. Просчитались нацисты. И крепко. Коммунистическая партия сумела воспитать народы в духе дружбы, братства, единства. У нас у всех была одна цель – защитить отечество от посягательства коричневой нечисти. В 110-й кавдивизии, например, кроме калмыков, были много людей других национальностей, и все они горели желанием уничтожить ненавистного врага.

Мне, как командиру подразделения, постоянно находившемуся вместе с солдатами, не раз приходилось слышать их высказывания о том, что им невтерпеж сидеть в окопах, пора вступать в бой. Надо было охлаждать их порыв, разъяснять тактическую необходимость выдержки.  

Утро 24 июля выдалось ясное, тихое, слышны были лишь дальние бомбовые взрывы, артконанада, да виднелись облака пыли и дыма над Ростовом и в районе Раздорской. Там и сям тянулись на восток группы гражданского населения, обозы. Еще за два дня до этого мы сумели узнать, что фашисты подтягивают к Дону свои основные силы, и ждали решительного наступления по всей линии нашей обороны. Так что тишину нельзя назвать обманчивой. Воздушный налет начался без опоздания. От командира 292 кавполка Ориночко поступило приказание о выводе подразделений из огевых позиций, за исключением пулеметного эскадрона, которому велено было занять место первого сабельного эскадрона у багаевского наплавного моста – одним взводом. Остальным трем предстояло рассредоточиться по всей линии обороны 292 кавполка в зоне станицы. Цель состояла в том, чтобы вызвать огонь на себя, отвлечь внимание противника от спешенных кавалеристов и этим дать им возможность малыми группами отойти к хутору Ажинов. На 12 часов намечалось взорвать багаевский наплавной мост. Кавалеристы пробирались к коновязям, расположенным в самом населенном пункте, через сады и огороды. Надо заметить, во всем соблюдался строгий порядок, отходили без суеты и паники. Только стада животных кое-где бродили, как неприкаянные.  

Командир и комиссар 292 кавполка самолично прошли по линии обороны, навестили КП пулеметного эскадрона и сообщили нам о месте остановки полка, куда должны были во второй половине дня, после выполнения боевой задачи, прибыть и пулеметчики. Батальонный комиссар П.А.Кругляков, командовавший полком, известил, что в ажиновском клубе в 15 часов состоится партсобрание с повесткой дня: итоги десятидневного боя и прием лучших комсомольцев в партию. Мне он сказал, что моя кандидатура будет тоже обсуждаться, и он не сомневается, что она пройдет. Я обещал не опоздать. Но события повернулись так, что вовремя прибыть не удалось. Майор Ориночко наказал соблюдать маскировку, чтобы враг не мог засечь, а потом по-тачаночно, со всеми предосторожностями покинуть Багаевку. Опять началась бомбардировка, вторая за этот день. Надо было ждать танки и мотопехоту. И тут, расчлененный на части взрывной волной, взлетел в воздух и рухнул мост. Акция эта была совершена как нельзя кстати.

Было, конечно, жаль сооружения, но не должно же оно достаться врагу. Ради нашей будущей победы мы обязаны уничтожать все, чем смог бы воспользоваться противник.

Мы открыли огонь по фашистам. На нас полетели бомбы, снаряды. Мы уже собирались отходить, как заметили в бинокль людей в советской форме, теснимых на том берегу немцами. Надо было спасать своих. Немедленно, не теряя ни минуты на размышления.

«Светлый путь» № 98 (4765) 15.08.1974г.

На выручку!

Их советских офицеров, мы насчитали человек пятьдесят. Это были, как мы догадались, выпускники новочеркасских курсов усовершенствования командного состава – «золотой фонд» нашей армии. Видимо, по какой-то причине они задержались в пути и теперь, после взрыва моста, отрезанные от своих рекой, могли, как говорится, попасть прямо в лапы к врагу. Рядом двигались восемь танкеток и один Т-34. Нетрудно было предположить, что танкетки прикрывали отход штабов армии, а теперь, догнав офицеров, направлялись к переправе. Обнаружив, что моста нет, танкисты на большой скорости пустили свои машины в Дон, а сами рассыпались и укрылись на берегу. В этот момент вернулись немецкие самолеты и, пикируя, стали поливать свинцом их из пулеметов.

Я попросил разрешения у командира полка перегнать на правый берег лодки. На вопрос «Как?» я ответил, что видел рыбацкие суденышки в районе второго взвода, их легко снять, а ключ хранится у старика – местного жителя, члена рыболовецкой артели Григория Васильевича Молоканова. В помощники себе я попросил командира второго взвода У.Кокшаева – он бывший каспийский рыбак, владеет веслами отлично. Я тоже раньше занимался греблей. Возьмем еще одного солдата и через островок, под прикрытием ветвей выберемся куда нужно. Командир полка дал указание, чтобы я поручил своему заместителю Ракчееву выводить эскадрон, вывозить боеприпасы в надежное место.

До острова доплыли благополучно, а потом были замечены немцами сверху. Отступать? Шалишь. Не тут-то было. Пока самолеты развернулись, мы уже достигли цели. Одна лодка мигом оказалась на грунте, а вторую, чтоб не унесло течением, придерживал Кокшаев. Пять бомбардиров пошли на бреющий полет. Все обошлось удачно, только Кокшаев был легко ранен в левое бедро. Остальные самолеты разделились на две группы, одна из них продолжала обстреливать нас, а другая устремилась к нашим танкеткам и офицерам. Стервятники строго соблюдали интервал между отлетающими и прилетающими, так что не просто было пробежать около 500 метров и сообщить о лодках – местность открытая, ни кустика, ни котловины. Надо полагать, что фашисты имели сведения о тех, кого мы собирались спасать, потому так остервенело и обстреливали их. Но мы втроем продолжали искать выход. Вскоре обнаружили неподалеку окопы, засели в них.

Только к трем часам дня нам удалось связаться с преследуемыми. Майору, рядовому танкисту и шахтеру, которых мы позвали к себе, объяснили, что кроме пригнанных нами лодок, на той стороне их имеется пятьдесят штук. К сожалению, пока мы ползли на выручку, вражеские стрелки изрешетили обе лодки. Однако это обстоятельство не обескуражило нас. Мы опрокинули одну из лодок и, держась за нее, поплыли. Кокшаев же, раздевшись, подался вперед. Вдруг Точа Харашкин, помогавший мне управлять перевернутым вверх дном судном, сказал, что слышит гул моторов. Кокшаев, ко всеобщей радости, уже стоял под вербами. Рывок веслами, еще один… Видя эту обстановку, командир третьего взвода Николай Руденко задержался на левом берегу, чтобы помочь нам, и пригнал лодку. Мы перебрались к нему со своей пробитой. Между тем в воду и на сушу летели бомбы. Потом все стихло. Дело, очевидно, в том что враг прозевал отход нашего полка и теперь кинулся на его розыски. Этим и воспользовались все те, кто остался жив…

Мы быстро собрали остатки эскадрона, боеприпасы, а их было немало, погрузили в тачанки и брички, имевшиеся у нас. Но все забрать не могли. Свои услуги предложили собравшиеся возле нас женщины, старики и наши друзья – пионеры Ребята подарили нам четырех объезженных строевых лошадей, которых прятали в сарае прокуратуры (домик этот и сейчас стоит на Набережной улице). Особенно мальчишки хвалили золотисто-рыжего лысого жеребчика в черных «чулках» и шутили: сам Ворошилов, мол, не отказался бы от него и выехал на парад. Коренной житель Багаевки, инвалид первой группы империалистической войны Григорий Васильевич Молоканов, в доме которого обстирывались бойцы второго взвода, узнав, что нам нужны подводы, сказал, обращаясь к присутствующим: - Есть бричка рыболовецкой бригады. Это колхозное имущество, и я не могу распоряжаться им без вашего спросу. Надо отдать – так ведь?

Все согласились. Дядя Гриша первым взялся за ящик с патронами и поставил на бричку. Через колхозный вишневый сад цепь двинулась за станицу. Во главе колонны на своей тачанке выбрался бесстрашный комвзвода №2 Умомджи Кокшаев, за ним последовали другие. Я ехал верхом. Путь лежал на Ажиновку.

«Светлый путь» № 99 (4764) 17.08.1974г

Рекогносцировка

24 июля 1942 года. .

Возле хутора Ажинова, на юго-восточной его окраине, около ветряка, навстречу нам выскочил автомобиль, за рулем которого сидел Поляков, бывший ездовой капитана Торопова. Гоней сообщил мне, что в ажиновском клубе заканчивается партсобрание и мне велено, коль скоро меня найдут, явиться туда без промедления. Моя лошадь, носившая кличку «Молния», оправдывала свое имя и не отставала от машины. Встретили нас комиссар полка П.А.Кругляков, секретарь партком Б.М.Манжиев, комсорг Андраев.

- Товарищ младший лейтенант, - обратился ко мне Кругляков. – Собрание прошло по-фронтовому быстро. Вы не поспели, готовьтесь все же к вступлению кандидатом в члены партии. А сейчас со своими людьми – к раздорскому мосту. Там наш полк занимает оборону.

Проселочная дорога, служившая для передвижения по ней рыбаков и подвозки сена, не была как следует проторенной, на ней мы заметили лишь колесные следы, обочина и промежуток между колеею заросли травой. И это к лучшему – при езде пыль почти не поднималась, враг не сможет обнаружить нас по обычному для разбитых дорог признаку.

Прибыв на насыпь, разгрузили тачанки и отослали их в Карповку с тем, чтобы они потемну вернулись с новым грузом – боеприпасами для передовой. Командирам взводов я дал знак двигаться за мной. Командир полка, которого мы вскоре отыскали, распорядился, чтобы мы располагались по линии столбов обрубленных верб, где раньше были вырыты окопы и ходы сообщений. Пройти туда предстояло нелегко. К ручейку – в полный рост, а далее – ползти на животе метров 250-300 по открытой местности. Из Раздорской эта полоса методически обстреливалась из минометов. Ба! Нам повезло: неподалеку от ручья лежали валки сена, а нескошенная часть луга образовывала зеленую стену, параллельно которой можно передвигаться и даже перетаскивать станковые пулеметы. Перед отправкой в путь я взглянул в бинокль, взял ориентиры, как нас учили на занятиях военной подготовки, на самые возвышенные предметы и сооружения. Ими оказались церковная землянка, группы домов справа и слева от дороги, ведущей на мост. Там-то и рассредоточились вражеские пулеметчики. А еще я заметил что-то черное, похожее на голенище от сапога, совсем поблизости. Мы с Кокшаевым и Руденко подползли к нему и убедились, что я не ошибся. Второй сапог тут же лежал плашмя. У меня возникло подозрение: не подвох ли тут какой? Не приманка ли? Тем более, что здесь были разбросаны патефон с откинутой крышкой, масса пластинок, учебники и тетради, топленое сливочное масло в бутылке, посылочный ящик, кинжал с костяной ручкой, отделанной серебром, но без чехла. Ребятам я высказал свою догадку: либо все это заминировано, либо держится на мушке. Надо проявлять осторожность. Отсылаю всех подальше, сам осматриваю, не привязана ли к кинжалу нитка или проволока, толкаю тихонько его автоматом из небольшого укрытия. Взрыва не последовало. Уползаем все трое назад. И тут по нам открывают огонь: вот и вся хитрость врага… Когда свечерело, мы броском по всей линии переметнулись в окопы, достигли их без происшествий – обстрел немцы произвели с запозданием. Рекогносцировка и занятие боевых позиций закончилось для нас благополучно. С наступлением полной темноты надо было окапываться поглубже, закрепляться.

«Светлый путь» № 100 (4767) 20.08.1974г.

Окопаться!

24 июля 1942 года.

На ночь враг притих. Лишь время от времени взлетали в небо ракеты. Все взводы получили задание. Первый под командованием Н.Ракчеева должен был вырыть две новые огневые позиции – около КП замкомдива и второго расчета. Стояла цель открыть путь к воде, к ручейку, иначе наши станковые пулеметы не будут работать. Этот проход нужен и для связи со штабом полка. Для хранения боеприпасов требовалось выкопать специальное углубление. После ужина солдаты принялись за дело, требовавшее безотлагательного исполнения.

Командир кавполка дал приказ выдвинуть боевое охранение к левому берегу Дона на первой линии обороны, остававшейся до этого пустующей до самого раздорского моста из-за легкого просматривания ее врагом. Расположение полка на раздорском оборонрубеже стало следующим. Второй сабельный эскадрон с двумя взводами остался у Мелиховской паромной переправы, создавая фланг нашей дивизии. (Надо заметить, паром стоял на мели с обрубленным канатом, тем не менее представлял определенную угрозу). Другие два взвода расположились от ручейка на северо-восток, впереди пулеметного эскадрона, своим правым крылом примыкая к трем взводам четвертого эскадрона. Командовал сводным эскадроном старший лейтенант Иван Афанасьевич Абушинов. Третий сабельный эскадрон примыкал левой стороной к четвертому, правой – к первому, а тот протягивался до правой обочины раздорско-сусатской проселочной дороги.

Наибольшая нагрузка ложилась на пулеметный эскадрон, призванный поддерживать огонь сабельников в случае прорыва противника через мост, уничтожить атакующие группы, а при нашей контратаке сопровождать своих.

Артиллерийско-минометное подразделение 292 кавполка засело в редколесье, в зарослях трав правее раздорско-сусатского проселка.

Что покажет утро? Говорят оно мудренее вечера… Только когда заблаговременно продумаешь все его последствия, то есть подготовишься к нему как следует. О следующем дне рассказ впереди.      

«Светлый путь» № 101 (4768) 22.08.1974г.

У Раздорского моста. Контратака.

25 июля 1942 года.

Читатель уже познакомился с материалами, в которых я изложил события первого дня обороны станицы Багаевской и ее окрестностей – 24 июля 1942 года. Прошли сутки. Наступило утро 25 июля.

Началось оно с воздушного нападения врага. Гул моторов мы услышали раньше, чем заметили самолеты. Бомбардировщики двигались с раздорских высот. Плотность нашей обороны у Раздор была гораздо больше, чем у Багаевки. К тому же местность открытая, обозримая сверху. Первые ранения от осколков бомб. Снова налет. И так пять раз. Затем ответила наша артиллерия. Нам, не участвовавшим в этой огневой дуэли, хорошо было видно, как снаряды, посылаемые во вражеский стан, попадали в цели, самонадеянно оставленные наглыми нацистами без маскировки. Особенно интенсивному обстрелу подвергся раздорский мост.

Начальник штаба А.Торопов распорядился в случае контратаки поддержать своих сабельников огнем, идти на катках вслед за ними. Немцы прорвались через мост. К нам подошли замкомдив В.А.Хомутников, командир и комиссар нашего полка. Хомутников продвигался на правый фланг не по ходу сообщения, наверное, чтобы быстрее добраться, и этим подвергал свою жизнь опасности. Я напомнил ему о существовании рва. Он мне – о моих обязанностях. «Ваша задача – сказал он, - истреблять атакующих автоматчиков кинжильным огнем из всех пулеметов, пустить в действие фланкирующие, поддержать сабельников». Я повторил по его требованию приказ и приготовился к отражению вражеского натиска. Любой ценой надо уничтожить просочившегося на левый берег Дона противника, не дать ему образовать здесь плацдарм.

12 станковых уже не в состоянии были справиться с гитлеровцами, прорвавшимися на наш берег, хотя немецкие цепи редели на глазах. Место убитых занимали идущие сзади. Временами казалось, что фашистов не убавляется, что их и пуля не берет. «Психическая атака», - догадался я. Пулеметчики стали менять воду в кожухах раскаленных стволов – это было заметно по периодическому умолканию оружия. Шеренги крепко подвыпивших фрицев кое-где достигали наших рядов. Мы не растерялись. Тон задал участник гражданской войны младший лейтенант Н.Бугаев, принявшийся в упор расстреливать надвигавшихся немцев. Начштаба полка поднял в контратаку сабельную пехоту, за которой последовал и пулеметный эскадрон на катках.

Численное превосходство было на стороне захватчиков. Схватка ожесточилась. И все же мы потеснили немцев к мосту, но там показались их новые цепи. Исход боя решали буквально минуты. Эх, если бы хоть случайный снаряд угодил по скопищу переправлявшегося через реку врага. Ожидания наши оправдал наш бесстрашный капитан А.Торопов, кадровый офицер – пограничник. Он послал снаряд метко, и от моста остались полетевшие в разные стороны куски. Крики «ура!» разнеслись по всем окрестностям. Настали те минуты, когда бойцы не видят ничего, кроме преследуемого ими врага. Лишь мельком я успел заметить, как  повар кавказец Геген Агопов, доставивший нам завтрак, не удержавшись, прямо с походной кухней кинулся в атаку. Дым валил из трубы и рассеивался между окопами, воронками, смешиваясь с пороховой гарью. Не один фашист нашел свою смерть под копытами лошадей и колесами его кухни. Не поняв, что за техника движется в конной упряжке по полю брани, фрицы начали палить по ней беглым огнем. Агопов ловко маневрировал между взрывами и мчался вперед. Неожиданно лошадей сразила мина. Агопов спрыгивает с повозки и устремляется в прежнем направлении. Пулеметчики наши, заняв первую линию обороны, добивали тех фашистов, что не успели уйти вплавь…

Агопов протискивался все дальше с помощью штыка. Рядом с ним мелькал верткий, беспредельно дерзкий командир одного из отделений Убуш Манжиев. Он был гармонистом, весельчаком и любимцем полка. Агопов решил, что прикладом действовать эффективнее, больше достанет на замах. И снова по его следу оставались трупы.

Убедившись, что бой проигран, противник отступил на правый берег, теряя своих солдат. Мы тоже не досчитались многих. Смертью героев пали старший лейтенант И.А.Абушинов, лейтенант В.Невель и другие. Вечная им память!

Каков же итог половины дня? Натиск отбит – это раз. Второе – мы узнали, что такое «психическая атака» и как с ней «бороться».

«Светлый путь» № 102 (4769) 24.08.1974г.

По водному десанту – огонь!

25 июля 1942 года.

Утренний успех не вскружил нашим командирам голову. Преимущество позиционное, перевес в людской силе и технике оставался все же на стороне врага. Момент же замешательства его использовать надо было непременно, но только не продолжения наступления. Прежде всего – для изменения, точнее – для оттягивания наших огневых позиций, которые противник, конечно же, засек и постарается уничтожить. Но перенести их нужно было с таким расчетом, чтобы мост оставался досягаемым. Взяли во внимание и тот вариант, что немцы, отвлекая нас своим наступлением у моста, попытаются перебросить речной десант. Так оно и произошло.  Чуть позже наш дозор доложил, что около тысячи вражеских автоматчиков, переодетых в дамские платья, со всевозможными корзинами для боеприпасов переправляются на этот берег через Раздорский остров, под видом женщин, едущих на базар. Расчет, конечно, на наивных был, но не следует забывать, что не утихла еще суматоха, горячность вызванная боем, и бдительность в таких ситуациях притупляется. К тому же переправу от нас отделяло приличное расстояние, заросли камыша, чакана, пышно растущие в этих местах деревья. И еще: это был участок обороны другого полка – 273-го.

Но маневр фрицам не совсем удался. Коварный замысел разгадал командир 273 кавполка А.К.Темиров и приказал обстрелять заросли острова из минометов. У нас тем временем установилось «относительное затишье» По подразделениям велись политбеседы, выяснялось количество убитых и раненых, наличие «стволов» и боевых припасов. Мы узнали, что повар Агопов жив, лишь дважды был легко ранен, а его напарник Убуше Манджиев жив и невредим. Их подвиг вызвал прилив духа. И когда поступило сообщение о десанте, вызвалось много добровольцев пойти на помощь соседнему полку. Обстановка требовала быстрого и четкого анализа. Скопление фашистов на том берегу было большое, и не оставалось сомнений, что они предпримут попытку переправиться не только в районе острова, но и в других местах, в том числе и где-то здесь. Мой связной, вернувшийся из первого расчета станковых пулеметов первого взвода, доложил, что полковник Хомутников верхом выехал в Ажинов. «Там, возможно, события развиваются не совсем в нашу пользу», - подумал я. К 16 часам налетели гитлеровские бомбардировщики. «Фриц затеял еще какой-нибудь соленый номер», - комментировали их появление мои товарищи. Пять налетов по всей линии 110-й, десятки сброшенных на наши укрепления бомб. Мы восприняли это, как стремление фашистов вынудить нас уйти в «подземелье» и тем самым дать возможность немецким десантным группам переправиться на наш берег, а то и починить раздорский мост. Нашим командирам ничего не оставалось, как отводить к Карповке боевые подразделения. Наступал вечер, быстро темнело. Фашисты открывали беспорядочные очереди уже из зарослей левого берега Дона. Прикрывал отход наших частей пулеметный эскадрон, в котором осталось всего половина личного состава. Ставилась задача – обеспечить сохранность силы для предстоящих схваток с немецкими захватчиками.

«Светлый путь» № 103 (4770) 27.08.1974г.

Огонь – из «Катюш»!

25 июля 1942 года.

С прибытием в Карповку я расставил свои взводы на старом кладбище в центре хутора, где еще в мае-июне были (как нельзя кстати) вырыты учебно-огневые позиции. При попытке преследования враг теперь не мог застать нас врасплох. Командир полка Ориночко, справившись о нашем настроении, поинтересовался, не заметили ли мы «наступления по пятам». Я ответил: нет. Тогда майор приказал мне отогнать лошадей в сторону Ажинова и держать солдат в сборе. Скоро к нам прибудут «катюши», после обстрела которыми вражеских позиций полки 110-й кавдивизии займут оборону.

Я незаметно последовал за Ориночко – так хотелось посмотреть орудие, прославившее уже себя под Москвой и Ростовом. Вскоре действительно прикатили к клубу машины, накрытые брезентом. Один из офицеров, выскочив из кабины, к сожалению, попросил посторонних отойти подальше. Когда машины развернулись и направились на северную окраину Карповки, я подсчитал: их было шесть. Перегодя они открыли огонь по цели от семикаракорского моста до половины займища. Это было необыкновенное зрелище, дух захватывало. Сделав, что полагалось, одна шестерка машин умчалась в сторону хутора Калинина, друга расположилась у крайнего дома от кладбища, возле подворья М.И.Садчикова, третья же разместилась около наших траншей, взяв на прицел расстояние между Раздорским мостом и хутором Пухляковским.

Сегодня, спустя более четверти века, мне стало ясно, почему спешил в Ажинов из-под Раздор полковник В.А.Хомутников. Убедившись, что дальнейшее сопротивление у раздорского моста принесет новые крупные потери, он решил запросить в помощь «катюши». И добился своего. Об этом мне уже совсем недавно рассказал бывший шофер заместителя командира дивизии Сетя Сармуткин, ездивший со своим «шефом» в Мечетку, где были сосредоточены орудия, извергавшие термитные снаряды. Заместитель командира полка по стрелковой части В.Торопов, теперь исполнявший обязанности начальника штаба, принял донесение: немцы раздорский мост восстановили и просачиваются на первую линию прежней нашей обороны. Для взрыва он практически недоступен, но надо сделать невозможное. Немцы настращены «катюшами» - один довод в подтверждение этого решения. Второе – они боятся ночного штыкового столкновения, личной храбрости не хватает. Командир полка распорядился выдвинуть направо и налево два пулеметных расчета для открытия огня – косоприцельного и фланкирующего, остальные два держать в цепи сабельных подразделений. Мне дал указание взять связку гранат, если минометчики не возьмут мост… Капитан В.Попов оставался руководить обстрелом моста артиллерией.  Сабельники брали на себя отражение автоматчиков.

Как только заухали наши минометы, немцы усилили освещение неба ракетами, И этим сработали против себя. Наши, воспользовавшись хорошей видимостью, беглым огнем припали к мосту не рискуя особенно контрударом. И выиграли – мост был разрушен. Отступление для сочившихся на левый берег было перекрыто. Как мокрые куры, метались фрицы в потемках, ослепленные своими же, и в панике бежали от горстки советских солдат. Вот такие они оказывались вояки, когда оставались наедине с опасностью.

Майор С.И.Ориночко, видя настоящее зарево над водной гладью и в расположении врага, обратился к капитану В.Попову:     - сосредоточить огонь у моста, не давать возможности немцам подкреплять своих левобережных. – А после нарушения переправы: - По вражеским автоматчикам, засевшим у ручья, и у моста!… Командиру полковой артиллерийской батареи Крановскому (Кржижановскому): - уничтожить опасные огневые точки врага, - речь шла о тех, что вели беспорядочную, наугад стрельбу в нашу сторону. – Младший лейтенант Бадьминов, - услышал я, - два расчета – на фланкирующий в случае появления автоматчиков. А потом – на косоприцельный. На катках продвигаться вперед, заставить прижаться немцев к земле.

Сабельному подразделению предстояло приблизиться вплотную к врагу и по сигналу (три красных ракеты) с криком «ура!» броситься в атаку. Комиссар полка Павел Андреевич Кругляков пошел в атаку вместе с моим подразделением. Полковник Василий Алексеевич Хомутников пожелал нам успеха, приободрил.

Заброшены первые пробные мины на мост. Фашисты ответили артиллерийскими залпами и градом ракет, осветивших нас. Первыми включились в бой наши «косоприцельщики», оказавшиеся рядом с немецкими автоматчиками, затем – остальные… Фрицы кинули своим подмогу, но та изведав огня, повернула назад. Две мины угодили в мост, он оторвался от правого берега и уплыл.

Последовал залп одновременно из трех ракетниц. Красный свет! Раздалось долгожданное «ура», возгласы «За Родину!». Холодная вода неохотно принимала в свои объятия немало струсивших фрицев. У седого Дона свои законы. Он тянул и мертвых и живых не туда, куда им хотелось, а вниз, к Азовскому морю, готовя бесславное пристанище, алчным, жаждущим новых земель.

Осиное гнездо на той стороне реки взбудоражилось. В порыве азарта мы наткнулись на шквальный огонь и вынуждены были спешно отходить. До рассвета мы должны были прибыть в Карповку и занять свои позиции.

Новое утро предвещало новые тревоги. Враг до зубов вооружен, жесток и коварен. Но у нас было что противопоставить ему. Прежде всего – священную любовь к земле, к Родине и ненависть к наглым пришельцам. Появилось у нас и грозное оружие, наводившее ужас на фашистов, - «катюши». Наше дело правое!

«Светлый путь» № 104 (4771) 29.08.1974г.

У Карповки, расстановка сил…

26 июля 1942 года

Цикл статей, предложенных мною редакции газеты «Светлый путь», охватывает период трех дней, заполненных жестокими боями с врагом в Багаевском районе, - 24, 25 и 26 июля 1942 года. Я рассказал в предыдущей серии материалов о двух первых днях. Наступило утро следующего.

Итак, мы испытали на себе железный натиск фашистских захватчиков, а они изведали силу огня наших прославленных «катюш». Благодаря огневой помощи, оказанной нам 37-й армией, 292 кавполк смог закрепиться в Карповке. Уже к пяти часам утра мы были на боевых позициях. Готовясь к отражению наступления врага, мы подсчитывали свои силы и расставляли их как можно более рационально. Мне было известно, что в пулеметном эскадроне из 110 человек, числящихся по штатному расписанию, в строю находился 21. В наличии было 4 станковых пулемета – четвертая часть от прежнего количества. Об этом я и доложил заместителю командира полка В.Попову, когда он собрал офицерский состав. С собой он доставил еще группу бойцов и младших командиров с одним станковым пулеметом, с одним ручным и одним ПТР. По его указанию она заняла оборону, оседлав карповско-сусатский проселок, фронтом на север. Среди бойцов я заметил Убуша Манджиева, Дорджи Чокаева. Наводчиком «станка» был Мутул Ордниев. Эти люди прибыли, в основном, из второго сабельного эскадрона (командовал им Федор Еремин), который до этого, вплоть до 24 июля, находился на относительно спокойном участке у Мелиховской переправы, составляя правый фланг полка, так что это были довольно свежие силы.

И уж коль речь зашла об эскадронах, надо и об остальных сказать. Первый, как я уже сообщал, располагался у багаевской переправы, сильно пострадал от воздушного налета, среди раненых был и сам командир Михаил Онгольдушев. Третий тоже был здорово «потрепан». Командир погиб 25 июля у Раздор или еще раньше. О нем я мало осведомлен. Знаю лишь, что это был русский товарищ, храбрый воин. Фамилии не помню. Четвертый тоже пострадал, потерял много бойцов, в числе павших и командир И.А.Абушинов.

Нашей дивизии, как впоследствии стало известно, противостояли пехотная, итальянская горно-стрелковая, немецкая моторизованная дивизии, артиллерийско минометные соединения, третий танковый корпус и множество бомбардировщиков – около 1200 штук. Эта громада, скопившаяся на узком участке фронта , искала себе прорыв на левый берег Дона, стремилась выйти на стратегический степной простор. Враг не считался с потерями, операцию решил проводить любой ценой. Впереди у него «маячили» Сталинград и Кавказ, не давали ему покоя составы, идущие в Москву, груженные хлебом, нефтью, сырьем для военной промышленности.

Вот почему такой дорогой была нам каждая пядь донской земли. Задержать фрицев, чтобы выбрать стратегический участок для обороны и последующего сокрушительного контрудара, - такую задачу ставили перед нами свыше. Да мы и сами без труда могли догадаться о намерениях и наших, и немцев.

Капитан В.Попов привел к пулеметному эскадрону 19 человек и распорядился принять их. Я поблагодарил его. Старшим группы был молодой башкирец из Уфы Александр Нетто. Возможно, я ошибаюсь. Вполне допускаю теперь, что его фамилия была Александров, а звали Нетто. Важно, что он оказался смелым парнем, шустрым, проворным. Три ПТР, доставленные ребятами, - тоже существенное подкрепление.

Сплюсовал я всех, и получилось в моем пулеметном эскадроне сорок человек. При наличии всех четырех командиров взводов это и неплохо. Да если учесть, что все они успели принять закалку в боях, то… Николай Кириллович Ракчеев – участник гражданской войны, окончил курсы красных командиров в свое время, в 1921 году прошел подготовку пулеметчиков, старый член ВКП(б), член парткома 292 кавполка. Умомджи Кокшаев – партиец с 1928 года, до войны ответственный совпартработник, доброволец, член партбюро полка. Николай Руденко – комсомолец, секретарь комитета ВЛКСМ пулеметного эскадрона, на него в любую минуту можно положиться. Еще одним взводом командовал Николай Бугаев, тоже комсомолец, недавний выпускник курсов комсостава.

О взводных наводчиках. Одним из них был чеченец Агопов, смелый, дерзкий, не в меру горячий боец, заменивший на этом посту Очира Мучкаева, погибшего под Раздорами. Там же мы недосчитались Бадмы Манжиева, на место которого теперь стал Очир Тугулчиев. Последний был кандидатов в члены ВКП(б), ранее избирался секретарем комитета ВЛКСМ полковой школы. В ведении этого бесстрашного сержанта 45-миллиметровка. Наводчик следующего по счету взвода – рядовой Эрдя Тимошкин. Его потом постоянно опекал Н.Руденко, подсказывал, давал, кроме приказаний, нужные советы. Рядом с четвертым наводчиком – рядовым Борисовым тоже находился старший по званию и опытный воин – Бугаев. Для круговой обороны (в центре Карповки) оставался сержант Эрднеев из 2 сабельного эскадрона.

Пулеметный эскадрон в целом имел серьезную партийно-комсомольскую прослойку, руководящим центром которого по праву считали политрука азербайджанца Сулейманова – в недавнем прошлом он зоотехник, специалист сельского хозяйства. Он сумел сколотить вокруг себя актив, зажечь всех святой ненавистью к захватчикам.

Неподалеку от нас, в центре хутора, я заметил заместителя командира дивизии Хомутникова, начальника штаба 110-й ОККД А.А.Рааба, товарищей из нашего полка. Они о чем-то беседовали. Как будто принимали какое-то решение. Иначе и не должно быть. Появление начальника штаба могло означать только что-либо серьезное. Я осмотрелся, пытаясь дойти, как говорится, своей головой до истины. От кладбища на восток тянулась этакая прогалина, которую ни улицей, ни переулком не назовешь. Там я и «засек» семерых, уходящих цепочкой один за другим. Отступив на 600-800 метров от карпово-сусатской лощины, имевшей крутой берег с нашей стороны и пологий с восточной и северо-восточной, они направились как бы к Дону. Какой-то момент они постояли на месте, потом передний, высокий, одетый по утренней прохладе в плащ-палатку, повернулся и пошел назад. Полковник В.А.Хомутников поспешил к нам. Он расспросил о группе бойцов, оседлавших дорогу. Я доложил предположительно: - там сводный полуэскадрон. О настроении моих бойцов он попросил держать в курсе дела майора Ориночко. На КП полка мы пошли вместе. Тут-то он мне и объяснил, что те семь человек – пешая разведка из комендантского взвода штаба дивизии, высокий старшина Долда Улядуров. После их появления, мол, и займем оборону. Улядуров встретился с нами у КП, ребят оставил у крайнего дома. Полковнику он сообщил: вражеские бронетранспортеры, танкетки и мотоциклы в большом количестве двигаются с севера, со стороны Сусатска, по направлении к Багаевке. На люльках мотоциклов установлены пулеметы. Это происходит на «грейдерке», в 1800-2000 метрах отсюда. А в карпово-сусатской лощине насчитали сотню танков, с открытыми люками и включенными моторами. Немцы беспечны. Видно, спят и охраны даже не выставили. Хомутников позвал остальных разведчиков, те подтвердили эти сведения. Полковник обратился к майору Ориночко: «Как мыслите организовать оборону?». Тот ответил, что его огневое подразделение, усиленное тремя ПТР, расположилось на северной окраине ажиново-карповской лесополосы, имеется пушка сорокапятимиллиметровка и минометы. После этого он попросил разрешения занять оборону. Выслушав мой доклад, сказал:

- Младший лейтенант Бадьминов! На северо-восточной части Карповки будет жарко. Берите своих ребят – и стойте там!

Подошел ко мне, поцеловал и велел поспешать. Обнял меня и батальонный комиссар Кругляков. Провожая, потрогал левый грудной карман. Рядом с моим комсомольским билетом лежал боевой патрон. Я был горяч, мог израсходовать все беоприпасы, не оставив для себя. Лучше запастись пулей заранее.

«Светлый путь» № 105 (4772) 31.08.1974г.

«Дуэль» после бомбежки

26 июля 1942 года

Пока добирались до северной окраины Карповки, я обрисовал обстановку и поставил перед своими подчиненными боевую задачу, указал места, которые нужно было занимать для обороны. Бойцам, снабженным ПТР, велел идти на правый фланг эскадрона – там единственная дорожка, по которой могли протиснуться танки.

Командир одного из взводов сообщил мне, что к нам пристал доброволец, молодой белорус, якобы отставший от 62-ой армии. Я позвал его к себе. Вижу: прямо-таки ребенок в шинели, лет 15, не больше. У меня вырвалось: «Ступай в Ажинов, там эвакуируются наши тылы, отправляйся с ними. А не то – переоденешься в штатское и в любой семье сойдешь за сына-подростка». А он мне с обидой: «Я не один отстал, почти все устроились в других частях, хочу и я определиться, наконец. Вот и автомат есть».

Назвал он и фамилию. Не расслышал толком. Как будто Радзеевич. Что осталось в памяти крепко, так это его имя – Николай. «Тезка, значит», - подумал я. Так я его и окликал потом. Но дело – не шутка. Куда его, такого зеленого? Времени же в обрез. Решил назначить связным.

Итак, ребята с ПТР - на правом крыле, первый взвод, во главе с Николаем Ракчеевым занял на левом, у подножия небольшого подъема, и сразу же вступил в бой с немецкими автоматчиками, приближавшимися перебежками по кустам. Немножко южнее его, на высотке расположился четвертый взвод Н.Бугаева. Позиция у него удобная – видна вся лощина. Правда, прямо перед ним создалось мертвое пространство из-за крутого берега. И все же Бугаев мог оказать Ракчееву огневую помощь в любую минуту, и возможность такого взаимодействия всегда очень кстати. Второй взвод, которым командовал Кокшаев, занял правый фланг эскадрона. Ему было поручено истреблять вражеских автоматчиков, если они потянутся за танками. У него буквально перед носом тоже оказалось мертвое пространство, а, в общем, позиция не так и плохая. Взвод – три Н.Руденко держал оборону левее кокшаевцев, на возвышении и обязан был взаимодействовать со всеми остальными пулеметами эскадрона. Комэск находился тут же. Я распорядился один расчет ПТР выдвинуть на 50-75 метров от уступа лощины. Его задание, прямым попаданием в днище вывести из строя один-другой надвигающийся танк, когда он, перебираясь через перевальчик, поднимет нос, и этим создать затор для остальных. Этот момент был самым безопасным для обороняющихся – все стволы бронемашины уползали вверх вместе с передом ее. Второй расчет залег рядом, чуть левее, - это с правой руки Н.Руденко. В задачу его входило бить по бензобаку, если танк все же прорвется. Третий расчет – по левую руку Руденко. Порядок его действия – тот же.

Все как будто на своих местах. Осматриваю всю панораму и убеждаюсь, что выход для танков, действительно один. В лощине было озеро от талой воды. Жители хутора говорили, что оно никогда не высыхает, низина. Танк в болото, разумеется, не пойдет. Прямой ему путь – в нашу, если можно так громко сказать ловушку.

ПТР успешно поражали цель за 100 метров. Это мы испытали на двух лемехах от плуга, когда производили пристрелку ружей. Оставалось набраться выдержки, терпения.

Тем временем, вражеские автоматчики приближались, пули свистели уже над нашими головами. Минометы с сусатской стороны, в 4-5 километрах от нас, тоже зияли жерлами, готовые вступить с нами в огневой «диалог». Предстояла жесточайшая схватка.

…Неожиданно в северной части Карповки открыли беглый минометный огонь по немецким автоматчикам. Противник, застигнутый врасплох, в панике начал отступать, не соблюдая маскировки. Нашим пулеметчикам ничего не оставалось, как подхватить инициативу. Вслед за этим политрук минометной батареи таджик Тохан Турсунов поднял своих людей для преследования фрицев. Не дожидаясь транспорта, они потащили минометы на южную окраину хутора. Но тут послышался гул множества моторов. Вскоре появились и сами бомбардировщики. Ясное утро стало меркнуть в пыли и пороховых газах. Мы залегли, но взрывы бомб доставали многих. Усерден и методичен проклятый фашист. Налет за налетом. Погиб первый расчет ПТР Командир второго взвода У.Кокшаев поднял там лишь уцелевшее ружье. Тяжело ранило Николая Руденко, убило его наводчика Басанова. Превозмогая боль, Николай не покидал пулемет. Командиру эскадрона угодило в кисть правой руки и в живот. А взрывы продолжались. После авианалета начался артобстрел. Не поймешь, где окоп, а где ров от бомбы и снарядов.

Во время учебы в высшей стрелковой школе я довольно метко стрелял как с правой, так и с левой руки. Прицел брал хорошо обоими глазами. Мне попался ПТР. Я мигом подхватил его и хотел было бежать на правый фланг, но тут заметил своего связного. Я попросил Колю отыскать Н.Ракчеева и Н.Бугаева, а сам стал анализировать обстановку, чтобы принять какое-то решение. Треск автоматов слышался отовсюду. По звуку стрельбы я определил, что наибольшее напряжение именно на левом фланге. Я спросил у Н.Руденко, сумеет ли он помочь огнем соседям слева. Но он лежал, истекая кровью, и уже бредил. Я различил, что в центре Карповки вдруг «заговорил» пулемет Тугулчиева. Открытый им заградительный шквальный огонь оказался как нельзя кстати для левофланговых. Тем более, что там почему-то вообще все стихло. Опасность. Но через 2-3 минуты пулеметы Ракчеева и Бугаева, видимо, охлажденные водой за короткий промежуток, снова зататакали.

В разгар этой дуэли враг подключил свои танки. Они урчат уже перед самым нашим носом, вот-вот выползут из лощины.

«Светлый путь» № 106 (4773) 3.09.1974г.

Отражение железной лавины

26 июля 1942 года

ПТР были у Кокшаева и уфимца Александрова. Двух, конечно же мало. Надо раздобыть третье. Оно оказалось поблизости, за него сел комэска.. Главное подбить первый танк. Наступила тишина перед атакой «железной лавины». Показался орудийный ствол, залязгали гусеницы. Вместе со стволом поднимался весь корпус «улиты в броневом панцире». Хладнокровие! Важно угодить прямо под «пузо», пока танк не выровнялся. Уловить момент! Александров лежал притаившись. Кокшаев весь наизготовке. Хватит ли у последнего выдержки? Танкист включил полный вперед, как бы собираясь прыжком стать горизонтально и начать стрельбу на ходу. Но не тут-то было. Нервы у Кокшаева выдержали, глаз не подвел. В один миг с его выстрелом, как сговорившись дали залпы с двух других ружей. Танк как бы тормознул и, разворачиваясь, загорелся. Не терпелось подойти к этому металлическому чудовищу поближе, осмотреть, но не до того. Вслед за ним на горку поднимался другой, третий.

В душе мы ликовали, оттого, что враг «клюнул» на нашу «удочку» и мы его без промаха можем уничтожать. Набирая скорость, уже пятый угрожающе задирает нос перед нами. Но подъем преодолеешь не так сразу. Пламя охватывает все пять машин. Шестую мы не дождались. Противник понял, что попал в ловушку, оттянул свои танки в безопасное место, подальше от нас. С бугра нам видно было, как они делают перегруппировку. К радости нашей примешалась тревога. А что, если враг пойдет по карповско-сусатскому проселку? Там его не задержат. Но фрицы не додумались до этого варианта. Они, видимо, решили окружить нас, зайти с тыла. 35 танков помчались по отлогому берегу лощины и взяли курс на Ажинов, столько же повернуло на север, чтобы замкнуть кольцо оттуда. 25 остались, по всей вероятности, для повторной лобовой атаки. Это действительно были броневые клещи.

Впрочем, не дремали и вражеские автоматчики. Они посчитали, что мы увлеклись танками и упустили из виду их. Но наши пулеметчики проявили бдительность и приступили к «делу». Слышу, замолчал Ракчеев. Три, пять минут ни звука… За это время несколько стволов заменить можно. Посылаю Николая разведать, что там стряслось, а тут в этот момент затих Бугаев. Через семь-восемь минут он «ожил». Связной вернулся и доложил, что Ракчеев ранен в правую руку, автоматной очередью прошит кожух пулемета. Он выбросил замок, перевязал себе руку и перешел на пулемет Бугаева, а того нет. Скорее всего, убит. Погиб Агопов. Оставался еще Мутул Эрдниев, подававший «вести» короткими очередями. Тугулчаев на правом фланге да Руденко в запасе. В этот момент приполз связной командира полка с приказом выйти из боя. Оценив обстановку, я передал связному:

- Доложи командиру полка, что нас осталось четверо. Надо принять на себя танковую атаку сейчас, иначе они подомнут потом нас – для быстрого отправления у нас здесь нет ни лошадей, ни других средств передвижения.

Я только потом вспомнил о пятом человеке – Николае, моем юном связном.

Бомбардировки не последовало, враг, однако, не успокоился, дал по нашей обороне двадцатиминутный артобстрел. Загорелся крайний дом в Карповке, а в Ажинове в треть неба пылало зарево. Мы находили все же моменты пустить очередь – другую, чтобы подать признаки жизни.

Вышло из строя одно ПТР, осталось два. Зато шестой танк, показавшийся на бровке, тоже «отправился в металлолом». За ним еще один. Кокшаев бил в упор, я – сбоку. Кокшаев за восьмым, повернувшимся на сусатскую дорогу даже вдогонку кинулся. Перебежка в ближайшее укрытие требовало секунд. И его, и Тугулчиева, бросившегося другу на выручку, подкосила очередь из вынырнувшего им навстречу танка. Эта «улита», не замечая меня , подставила мне свой бок и поплатилась за свою беспечность. Со злости я пустил в него еще один снаряд. Девятый танк двигался прямо на тела Кокшаева и Тугулчиева. Я и этому «разорвал гусеницы». Десятого я не дождался.

Поднялся слегка. Кричу: «Николай». Нет ответа. Мальчишка лежал в окопе с осколком в груди. Редкие очереди Ракчеева доносились до меня, ему вторил Эрдниев из центра. Подвожу предварительные итоги. Целы двадцать один немецкий танк. И все же эта громада не решилась идти «прямиком», повернула на Ажинов, где в это время завязался кровопролитный бой.

«Светлый путь» № 107 (4774) 5.09.1974г.

Маленький эпилог к большому «предисловию»

Я рассказал в предыдущих материалах о трех днях героической обороны станицы Багаевской, хуторов Карповка и Ажинов летом 1942 года от фашистских захватчиков. Закончил 26-м июля, отражением танковой лавины в карпово-сусатской лощине. Я не видел боя в Ажинове, но не могу не сказать о нем несколько слов. Много лет спустя о событиях того дня мне поведали немногие уцелевшие солдаты, офицеры и жители хутора. Это была схватка стремительная и недолгая. После того, как командир полка через своего связного отдал мне приказ об отступлении, поспешил из Карповки в Ажинов и начальник штаба дивизии А.А. Рааб, видя, что туда перемещается центр удара немцев. Силы были неравные. Там погибли спецэскадрон связи, два сабельных эскадрона резерва комдива Панина, остатки 110-артдивизиона во главе с командиром Дыба. Смертью храбрых пал сам майор Алексей Алексеевич Рааб. Последним в живых оставался комиссар дивизии Сергей Федорович Заярный. Свидетели сообщают, что он дрался до предпоследней пули, последнюю приберег для себя. Живым фашистам не дался.

Много фронтовых дорог прошел я после этого, не раз заглядывал смерти в глаза, а помнятся особенно жаркие денечки близ «тихого» Дона. Может быть, потому, что именно там мы получили суровейшую закалку тела и духа, лишь вступали по-настоящему в ожесточенный «поединок» с коварным и наглым врагом, проходили «науку ненависти». Если можно так выразиться, карповский бой для меня был не только печальным эпилогом оборонительных боев у Дона, но и началом большого предисловия, именуемого поворотом войны на «наступательные рельсы». Впереди была целая военная эпопея, закончившаяся нашей блестящей победой, разгромом фашистской Германии, взятием Берлина.