Приложения (не вошло в книгу)

Мои боевые живые и мертвые друзья, воины 110 ОККД!

Простите мне ослабленную память, Она не удержала фамилии бойцов и командиров, с которыми мне пришлось пройти короткий, но яркий боевой путь в памятном для нашей Родины 1942 году.

Хотя в дальнейшей моей боевой жизни ( в составе 4 гвардейского казачьего кавалерийского Кубанского корпуса) мне пришлось быть участником и наблюдателем тяжелых военных испытаний, множества горя, поражений, потерь, отступления и радости наступления и побед, но первые мои бои на Дону в 110 ОККД на всю жизнь остались во мне как частица моего мужания, как частица моего становления бойцом Советской Армии.

Этот короткий боевой путь был моей школой, в которой я познал на деле силу патриотизма, мощь интернационализма, школой, учителями которой были рядовые бойцы и командиры 110 ОККД.

Примите мою благодарность и низкий поклон воины 110 ОККД.

В распоряжение Сталинградского фронта я был направлен в конце февраля 1942 г. после окончания АКУКС Военно-инженерной Академии им.Куйбышева.

Оказалось, что в этот период не было потребности в кадрах для военно-инженерных подразделений фронта. Работники инженерной службы фронта поинтересовались умею ли я ездить верхом на лошади, я ответил положительно (действительно в детстве в родном селе все ребята ездили на лошадях, как правило без седла) и я получил назначение на должность дивизионного инженера 110 ОККД.

Конечно, я не умею по настоящему ездить на лошади. Этому меня научат. Но кто меня научит инженерному обеспечению кавдивизии в наступлении, в обороне? Ведь в Академии об этом ни разу не говорилось. Единственная надежда на этих убеленных сединами военноначальников. Они подскажут. Они научат.

Вопросами инженерного обеспечения дивизии вплотную занимались со мной начальник штаба подполковник Бимбаев и майор Раабь. Встало множество вопросов: доукомплектовать саперные подразделения, научить их саперному искусству, освоить подрывное дело. Подполковник Бимбаев настаивал на необходимости обучения кавалеристов, и особенно младший и средний комсостав, методике оценки местности в оборонительных и наступательных операциях. Ему и майору Раабь, было ясно (а мне это стало ясно гораздо позже), что в кавалерийском соединении военная ситуация может сложиться так, что строевым командирам придется самим решать вопросы инженерного обеспечения, не дожидаясь помощи своих малочисленных саперных подразделений. В планы боевой подготовки были включены вопросы устройства окопов, ходов сообщений, маскировки, оборудования КП и НП, устройства ложных и запасных позиций, а для командного состава было приказано мне провести еще несколько занятий по подрывному делу. Времени было мало, совершенно недостаточна была материальная часть, не хватало даже шанцевого инструмента, а толовых шашек было всего несколько десятков штук. Но строгий приказ командования выполнялся – занятия проводились регулярно.

Отсутствие необходимой учебно-материальной базы осложняло, но не становилось причиной срыва занятий. Много инициативы проявляли командиры и политработники в использовании подручных средств. Командование дивизии постоянно заботилось о пополнении инженерно-материальной части. И постепенно дивизия наша оснащалась боевой техникой и средствами инженерного обеспечения.

Командование дивизии требовало от меня проводить занятия не вообще по обороне, а по активной обороне. Это понятие было ново для меня и требовало коррективов в те положения, которые были усвоены мною на АКУКС”е. Вот и получалось, что я учил и учился сам. Мне в последующем сослужили большую пользу беседы об активной обороне, которые проводили со мной полковник Панин, подполковник Бимбаев м майор Раабь.

Мне же лично пришлось осваивать верховую езду. Подполковник Бимбаев выделил мне спокойного коня и сказал – «Он Вас научит ездить верхом». Я же хочу сказать такое слово благодарности моему коноводу (фамилию его не помню, а звали его Бота). Молодой сын калмыцких степей, он был хорошим наездником. Стоило ему вскочить на моего коня, как тот сразу чувствовал руку и, я бы сказал, волю этого наездника. Лошадь чувствовала его. И Бота старался передать мне свои познания, научить меня ездить «красиво». В штабе дивизии занятия по конной подготовке проводились регулярно. Очень часто их проводил лично подполковник Бимбаев. Сам отличный кавалерист, он требовал от нас строгого и четкого выполнения всех команд. Многим из нас тяжело давалась езда. Особенно помню начхима дивизии молодлого лейтенанта Валентина Кудрявцева, рослого, полного, молодого парня родом из Москвы, который впервые в своей жизни сел в седло. Ему никак не удавалось чисто выполнить команду  «к пешему бою – с посадкой –слезай». Кстати, о нем не вспоминается в мемуарах ветеранов дивизии, но я хорошо помню его. Насколько мне известно, он был тяжело ранен в первом же бою за Дон и эвакуирован в тыл. Дальнейшая его судьба мне неизвестна.

В заключении этого раздела мне хочется отметить, что во время формирования вся дивизия училась. Училась упорно и настойчиво. Учились все. Этому во многом способствовала работа, проводившаяся политработниками полков и дивизии. Лично я в проведении занятий всегда чувствовал поддержку у комиссара дивизии полкового комиссара Заярного и начальника политотдела дивизии батальонного комиссара Заднепрука. Они рассматривали и нас учили так смотреть – всякий срыв занятий как ЧП. Мне представляется, что именно эта настойчивость и целенаправленная учеба помогла личному составу дивизии востоять в тех тяжелых испытаниях, которые ее ожидали в борьбе против фашистских захватчиков.

К сожалению, наши занятия длились недолго. Положение на Южном фронте осложнялось. Получен приказ – продвигаться к линии фронта. Дивизия вошла в состав действующей армии.

Нашей дивизии предстоял переход в несколько сот километров. Малочисленные саперные  подразделения полков принимала участие в рекогносцировке маршрутов движения. В необходимых случаях они же организовывали ремонт отдельных участков дорог и мостов. Командованием были организованы и успешно проводились решения тактических задач. Марш показал, что все службы дивизии и полков подготовлены для выполнения оперативно-тактических задач, и что процесс становления 110 ОККД завершен.

Много лет спустя, большой полководец и кавалерист И.А.Плиев напишет «К сожалению, в начале 1943 года у нас не сложился еще достаточно твердый и правильный взгляд на использование подвижных соединений, в том числе кавалерийских дивизий и корпусов в наступательных операциях»1.

Нашей же кавалерийской дивизии предстояло выполнить не наступательную а оборонительную операцию. Должен признаться, что я был ошеломлен, когда узнал о поставленной перед нами задачей – занять оборону на Дону общим протяжением 58 км (не знаю известны-ли подобные случаи в истории Великой Отечественной войны).

Но раздумывать было некогда, а тем более хныкать. Не стоял вопрос можно или нельзя оборонять, а стоял вопрос что надо сделать, чтобы успешно оборонять этот рубеж.

Срочно была проведена рекогносцировка местности. Правый берег Дона, откуда будут наступать немецкие части, высокий, он господствует над местностью. Левый берег наш – низкий. Местность открытая, Дон извилист. Пойма его местами достаточно широка и хорошо просматривается с правого берега. Словом, все преимущества на стороне противника.

На всем протяжении участка обороны дивизии были проведены заблаговременно специальными подразделениями большие работы по инженерному укреплению местности: были отрыты окопы, ходы сообщения, оборудованы огневые точки, все как требовалось по уставу при положении «дивизия в обороне». Можно предполагать, что имеющаяся система обороны давала возможность оборонять Дон… при условии, что такой участок фронта будут оборонять несколько стрелковых дивизий, усиленные приданными специальными частями. Но для нас эта построенная линия обороны не подходила. 110 ОККД не располагаля в необходимом количистве ни живой силой, ни техникой. В этих условиях единственным решением было построить оборону отдельными узлами, разрывы между которыми следовало заполнить огневым и инженерными заграждениями, минными полями. Обменявшись мнениями с начальником артиллерии дивизии майором Бобровым, мы обратились к полковнику Панину с предложением срочно просить Армию помочь нам противотанковыми и противопехотными минами.

Через день полковник Панин пригласил меня и мы поехали в штаб 51 Армии, который помещался тогда в станице Мечетинской. Мои обращения к начальнику инженерной службы Армии не дали никаких результатов. В ожидании прибытия командарма обсуждалось положение нашей дивизии работниками штаба армии. Помню поздней ночью в кабинет зашел генерал. Уставший, он подошел к дивану и тяжело опустился. Начштаба доложил ему о наших требованиях. Он не сразу ответил. Я воспользовался паузой и обратился к нему: «В нашей дивизии 3000 активных штыков. При участке обороны протяженностью в 58 км приходится 50 штыков на километр фронта, а при эшелонированной обороне – 30 штыков. Известно, что у немцев приходится столько же танков на километр фронта. Таким образом получается, что против каждого нашего штыка наступает один немецкий танк. Сможем ли остановить его». Генерал не перебивал меня. «Вы правы товарищ капитан. Продержитесь два дня и будет хорошо». Затем ему подтвердили, что противотанковых мин в резерве нет, что ожидаются они через несколько дней. Помню, подумав, он распорядился перебросить нам пару инженерных батальонов. С этим мы вернулись в дивизию.

В полках и эскадронах закипела работа по приспособлению имеющейся системы обороны к своим условиям. Принуждать не приходилось. Все понимали значение этой работы. Командиры эскадронов и полков решали задачи инженерного обеспечения местности, исходя из конкретных боевых задач, поставленных перед своими подразделениями сообразуясь с наличием боевой техники. Многие подразделения удачно использовали складки местности, умело маскируя свои огневые точки. В хуторе Ажинов пробили амбразуры в толстых кирпичных стенах церкви, превратив е в ДОТ. Бойцы и командиры проявили уйму находчивости и смекалки в деле инженерного оборудования местности (Два маломощных инженерных батальона действительно прибыли, но к сожалению, с большим опозданием.

Я не успевал бывать во всех полках.

На участке обороны были наведены три переправы. В помощь инженерным подразделениям фронта у переправы находились группы саперов наших полков. Враг бомбил переправы, по которым переходило местное население. Преправы работали с большой нагрузкой. Перерыв работы переправы грозил большой опасностью для тех женщин, детей и стариков, которые уходили из своих домов, занятых фашистами. Наши саперы не оставляли своих постов ни днем, ни ночью. Возле каждой переправы на нашем берегу были устроены легкие убежища для дежурных саперов и находился резерв плавсредств на случай повреждения переправы. Переправы и резерв были подготовлены к взрыву. Я систематически бывал на переправах.

На одной из них, по моему, на переправе у х. Пухляковского имел место такой инцидент. Эта переправа была устроена из бочек. Из таких же бочек стояли на нашем берегу заминированные резервные звенья. Переправа работала с полной нагрузкой. Рядом с переправой несколько верховых пытались переправить вплавь табун чудесных лошадей. Как мне рассказывал один наш боец, рядовой сапер, свидетель и участник последующих событий, это были лошади какого-то конезавода, которых эвакуировали на восток. Встревоженные стрельбой лошади не шли в воду, несмотря на все старания сопровождавших табун. Это на какое-то короткое время отвлекло внимание наших ребят от переправы. И вдруг с нашей стороны раздалась автоматная очередь по переправе. Передние упали, сзади идущие пытались вернуться назад, некоторые прыгали в воду, упали раненые, убитые.

- Я, продолжал сапер, - сразу кинулся в наш окоп и там мы с моим товарищем увидели откуда идет автоматная стрельба. Кто-то вел стрельбу, укрывшись за нашими резервными бочками. Не долго думая мы взорвали наши бочки. Стрельба прекратилась. Разлетелись наши резервные звенья. Остались лежать три изуродованных человека в женской одежде. Это оказались немецкие солдаты (среди них – один предатель), переодетые в одежду наших крестьянок. Возле них остались их автоматы. Под видом беженцев они прошли по переправе, устроили засаду под прикрытием наших резервных бочек, выждали удобный момент и открыли стрельбу. Когда я прибыл на переправу, она продолжала свою работу.

Где вы теперь смелые, находчивые, смекалистые сыны Калмыкии.

Фронт приближался к нашим позициям. Теперь уже по переправам отходили наши отступавшие воинские части и подразделения. По указанию командарма руководство переправами было передано начальникам колонн армейских тылов.

Больше инженерным обеспечением  дивизии мне уже не пришлось заниматься. Я стал оперативным офицером штаба дивизии. Полковник Панин направил меня в 273 кавалерийский полк, позиции которого подвергались сильной бомбежке вражеской авиацией.

Начались тяжелые оборонительные бои. Признаюсь, что мне необстрелянному воину, очень тяжело пришлось особенно в первые дни, когда массированный огонь противника обрушился на наши позиции. Только пример солдат и командиров, которые зарывшись в землю, достаточно спокойно переносили эти страшные налеты, поддерживал меня. Я их учил инженерному обеспечению, а они меня – достойному поведению.

Первые атаки были отбиты. Потери полка в боевой силе и технике восполнялись командованием дивизии за счет других подразделений, очевидно второго эшелона.

В перерывах между боями бойцы восстанавливали, улучшали, совершенствовали свои окопы, хода сообщения и свои огневые позиции. Инженерная служба из области теории превратилась для наших воинов в практическую, жизненно-необходимую деятельность.

В этих боях мне не пришлось встретиться ни с Паниным, ни с Хомутниковым. По телефону состоялся один разговор. Комдив приказал мне совместно с командиром полка поддерживать связь с правым соседом – 156 сд и в какой-то определенный час (дату не помню) встретить «Катюшу» и организовать ее охрану. «Катюша» прибыла точно в назначенное время, выпустила один залп и уехала в тыл. Связь с правым соседом была явно не устойчива и заключалась в том, что мы дважды ездили на КП 156 сд, командование которой, как мне казалось, не придавало должного значения связи со своим левым соседом, т.е. с нами.

Враг продолжал атаковать, кровопролитные бои продолжались уже несколько дней. Немцы располагали значительным превосходством в живой силе и технике. Все подразделения полка понесли большие потери. Нарушилось управление подразделением. Мы отступали.

Помню, как возвращаясь из КП 156 сд (кстати, не нашел я КП этой дивизии на том месте, где он находился вчера) я попал на окраину  хутора (по моему Сусатский), где неравный бой вела группа наших солдат против наступающих немцев. Очевидно это была одна из групп прикрытия.

Когда я присоединился к ним, в группе было живых восемь человек. На вооружении у них было 2 станковых пулемета, одно ПТР, несколько автоматов, винтовок и значительное количество разных гранат. Две огневые точки соединялись ходом сообщения. Из нашей позиции хорошо просматривалась широкая пойма реки.

Немецкая пехота наступала во весь рост почти ровной шеренгой. «Пьяные сволочи» - выругался сержант (или ст.сержант), который руководил этой группой. «Пусть подойдут ближе». Через несколько минут, по его команде, заработали наши пулеметы. Немецкая цепь залегла. Сержант крикнул по-калмыцки и замолчали наши пулеметы. «Надо беречь патроны» - повторил он свою команду по-русски, заметив мены. В моей памяти остался этот сержант, невысокого роста, плотный, коренастый с решительным лицом и какой-то искоркой в глазах. Он бесспорно понимал наше положение в этом окопчике, но он думал только об одном – надо выполнить задание, надо задержать эту «пьяную сволочь», которая рвется на левый берег. Он не рисовался, он не играл со смертью, нет, он просто не думал о смерти, он думал о победе над этой «пьяной сволочью». Это один из тех героев, о которых говорил Суворов «истые герои орденов не получают, ибо они погибают первые на поле брани».

Немцы снова поднялись. И снова застрочили наши пулеметы и автоматы. Так повторялось несколько раз. Мне казалось, что шеренга противника редеет, но немцы не отступили. Затем они залегли. Мы не стреляли. Стало тихо. Был слышен сильный артогонь слева, очевидно из района Ажинова. Справа стрельбы не слышно было. Но зловещая тишина длилась недолго. Скоро появились танки, их было много, пожалуй, больше десятка. Танки с ходу открыли огонь по нашей позиции. У нас было только одно ПТР. Положение нашей группы стало критическим. Танки приближались. И вдруг заговорила наша артиллерия. Какая-то батарея открыла огонь по немецким танкам. Подбит один танк. Наше настроение поднялось. Однако противник продолжал наступление. Танки усилили огонь, немецкая пехота следовала за танками. Снова заговорили пулеметы. Загорелся еще один танк. Но у нас большие потери. Тяжело ранило сержанта и двое солдат унесли его на плащпалатке. Убит солдат, стрелявший из ПТР. Замолк наш правый станковый пулемет. Я залег за пулемет, но строчил только пока хватило ленты. Нас осталось двое. Немцы приближались к нам. Когда мы выбрались из хода сообщения, мы услышали автоматную стрельбу справа. Это немецкие автоматчики на мотоциклах. Она на большой скорости мчались с правого фланга нашей дивизии, очевидно, со стороны станицы Семикаракорская. Мы перебежали дорогу и скрылись в кукурузе. Значит, мелькнуло в голове, фронт прорван где-то справа.

Лошадей у нас не было, и мы стали поспешно пробираться к хутору Калинин, где раньше находился штаб и тыл дивизии. Ни штаба, ни тыла дивизии в х.Калинин уже не было, и мы мы направились по дороге к райцентру Веселый. По дороге мы нагнали начальника отдела контрразведки нашей дивизии ст.лейтенанта Рыбченко, который также направлялся в этот населенный пункт.

На окраине райцентра Веселый я встретил командира 292 КП тов.Ориночко, который мне сообщил, что он получил приказ комдива следовать в направлении к г.Майкоп. Где в то время находился штаб дивизии тов.Ориночко не знал.

Состав 292 кавполка был малочисленный, боевой техники очень мало. Однако, отмечу, что порядок и дисциплина поддерживались на должном уровне. Мое положение было очень неприятное и неопределенное. Я, офицер штаба дивизии, нахожусь в отрыве от штаба. Много надежд я возлагал на Майкоп, имея в виду, что там я найду штаб 110 ОККД. Но получилось совсем по-другому. В Майкопе никто не знал местоположение штаба нашей дивизии. Это был большой удар для всех нас. Все приуныли. Тяжело переживали создавшееся положение командир Ориночко и комиссар Кругляков. На все протяжении нашего отступления от Дона тов.Ориночко рассылал гонцов по сторонам с целью узнать проходила-ли 110 ОККД. Отрицательные известия не очень расстраивали нас, ибо впереди был Майкоп, где мы обязательно встретимся. И вот мы в Майкопе, а следов нашей дивизии нет. Очень переживал я еще и потому, что в голову лезли самые страшные предположения. Неужели… неужели все полегли на поле брани, вся дивизия… Не видя для себя иного выхода, я остался в полку тов.Ориночко.

Боевые действия 292 кавполка от Майкопа до его слияния с Кубанским кавалерийским корпусом описаны тов.Ориночко в его воспоминаниях. Мне осталось уточнить некоторые моменты этого тяжелого отрезка пути.

Во-первых, в г.Майкоп вместе с военкомом Кругляковым тов.Ориночко направил меня, а не капитана Попова. Мы действительно разделили с тов.Кругляковым нашу маленькую группу на две, наметили условный маршрут продвижения каждой группы, расцеловались и разошлись в разные стороны. Нашей группе удалось пройти кварталов 8 по направлению к центру города. Впереди нас шагали два местных паренька лет по 10, которые выполняли роль разведки. Вдруг из центра города послышалось продвижение автотранспорта. Мы залегли. Пропустив два мотоцикла мы бросили гранаты в машину с немецкой пехотой. Мне показалось, что ни один немец не уцелел. Открыли по нашей группе автоматную стрельбу проскочившие мотоциклисты. Они бросили свои мотоциклы, залегли в огородах и отстреливались. Легкие ранения получили два наших бойца. Мы забросали мотоциклистов гранатами и скоро стрельба прекратилась. Стонал кто-то из них и прижимал к себе портфель с бумагами. Наш боец заставил его подняться и я распорядился отвести его к нашей повозке, которая стояла у реки. Очевидно, что наша стрельба и взрывы гранат вызвали определенное смятение среди немцев, находящихся на северной окраине города. К реке немцы не продвигались, но скоро в наше направление полетели снаряды. Один снаряд разорвался рядом с нами, и взрывной волной мы трое были несколько оглушены.

Поняв, что к центру города мы пробиться не сумеем, я распорядился отступить к реке. На противоположном берегу реки занимала оборону основная часть 292 кавполка.

Эта, на первый взгляд, неопределенная операция преследовала одну цель – задержать продвижение противника, хотя бы на несколько часов. Наша маленькая группа эту задачу успешно выполнила – в этот день в этом районе немцы не продвинулись вперед. Во-вторых мне хочется отметить как близко к сердцу приняли бойцы и командиры нашего отряда приказ тов.Сталина, в котором было сказано «отступать дальше – значит загубить себя и вместе с тем нашу Родину… Ни шагу назад без приказа высшего командования. Таков призыв нашей Родины».

В ходе нашего отступления мы видели отступающих бойцов без командиров и командиров – без бойцов. А наш отряд – люди разных национальностей не рассыпался, не растворился в массе отступающих. Мы отступали, но мы воевали. Часто менялась подчиненность отряда, практически никто не беспокоился  о нашем обеспечении, мы были, в полном смысле этого слова на подножном корму: мы питались сырой кукурузой и лесными орехами, лошади ели листья, мы были оборваны, а в горах уже было прохладно, мы были полуголодны, но жил действовал отряд, успешно выполняя самые различные боевые задания.

В отряде не было случая, чтобы боец оставил позиции или чтобы отступил без приказа своего командира. Задумываясь сегодня над вопросом откуда взялась и крепко держалась эта осознанная дисциплина, невольно вспоминаешь  и оцениваешь ту большую воспитательную работу, которую проводили наши комиссары. На этом фоне незабываема деятельность пламенного патриота, комиссара дивизии полкового комиссара Заярного Сергея Федоровича и настоящего пропагандиста, большой души человека, начальника политотдела дивизии батальонного комиссара Заднепрука Антона Ивановича. В-третьих, я хочу сказать Вам, дорогой Степан Иосифович, спасибо и назвать Вас моим спасителем. Вы не помните, а я этого никогда не забуду. После майкопских операций я заболел. Очевидно была высокая температура. Вы распорядились положить меня на повозку (а повозок то всего было две). Я временами терял сознание. И вот, насколько я помню, в районе Нефтегорска я, чувствуя, что являюсь обузой для отряда, попросил Вас оставить меня в этом городе. Вы, Степан Иосифович, выругали меня и приказали лежать в повозке и двигаться с отрядом.

В-четвертых, с Вашим рапортом на имя командира Четвертого казачьего кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта Кириченко ездил я и лейтенант Анисимов. Мы много намытарились, пока добрались до их расположения. Но как тепло нас встретили казаки. Накормили, напоили нас и лошадей. Генерал Кириченко внимательно выслушал нас и сказал, что верит в положительное решение этого вопроса, но не может сам его решить, а должен получить согласие высшего командования. (Очевидно, требовалось разрешение тов.Буденного). Нам было приказано ждать.

17 кавкорпус переживал радостные дни – ему было присвоено звание «Гвардейский» и переименован в 4 Гвардейский казацкий кавалерийский  Кубанский корпус. Приятно было смотреть на этих бойцов и командиров, на их боевое настроение, на их сытых лошадей. Скоро был получен положительный ответ. Комкор распорядился 292 кавполку войти в состав 10-й Гвардейской казацкой кавалерийской Кубанской дивизии.

В заключение мне хочется рассказать о состоявшейся встрече с тт. Паниным и Хомутниковым. Это было в районе Кизляра. Направляясь на выполнение задания, мы остановились у колодца, чтобы наполнить радиатор автомашины водой. Подошел боец калмыцкой национальности и попросил подвезти его до населенного пункта, где как он сказал, находился штаб 110 ОККД. Я был безмерно рад.

Возле штаба меня встретил, узнал и обнял полковник Хомутников. Он тут же повел меня к полковнику Панину со словами – 2он жив». Радостная была наша встреча со многими офицерами штаба дивизии. Приятная, но, к сожалению, последняя. Командование дивизии обратилось с рапортом, чтобы меня вернули в распоряжение 110 ОККД, но командир корпуса отказал. Так до конца войны я воевал в составе 4 КККК.

Недавно весь наш народ, все прогрессивное человечество отмечало 30-летие нашей Победы над фашизмом в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. Нам, живым, приятно сознавать, что определенную лепту в эту Великую Победу внесли воины 110 ОККД. В эти дни мы еще раз склоняем голову перед памятью воинов 110 ОККД, которые отдали свою жизнь за нашу Великую Победу над  фашизмом.

Бывший начальник инженерной службы 110 ОККД
Гв.майор в отставке С.Г.Плоткин
27.08.1975г